Капитан упал на колени и начал молиться.
— Руль! Держите руль, канальи, или всех повешу на одной рее! — С криком раненого оленя мэтр Понше скатился вниз и вместе с двумя матросами стал ворочать уцелевшее весло.
Очумевшие моряки налегли на руль из последних сил, словно угроза мэтра для них оказалась страшнее разбушевавшейся стихии. Через несколько мгновений к ним присоединился и Жак.
Их усилия не пропали даром — нос «Акилы» начал понемногу отворачивать в сторону. Но они приближались к скале слишком быстро. Жак, не отпуская весло, в ожидании столкновения зажмурил глаза…
Рядом ударила молния, осветив скалу, уже нависшую над головой путников. Но последнего усилия оказалось достаточно для того, чтобы неф проскользнул на расстоянии вытянутой руки от серого камня, с разгону вылетел за линию прибоя и оказался в спокойной тихой бухте, надежно укрытой от ветра высокими холмами.
— Мы выжили! — прошептал одними губами Жак и несколько раз подряд перекрестился.
К нему подошел Робер. В руке он сжимал рукоять кинжала, словно не мог разжать ладонь.
В полной тишине, словно в сказке, из тумана вдруг выплыла большая деревянная клеть, внутри которой стоял оседланный вороной конь. Бедное животное косило глазом на приближающийся берег и сдавленно храпело от ужаса. Клеть проплыла мимо, исчезла в глубине бухты и еще некоторое время напоминала о себе приглушенным удаляющимся ржанием.
— Т-ты это тоже видел? — чуть заикаясь, спросил у товарища Робер.
— Д-да! — также заикаясь, ответил тот.
— И что это было?
— Видение! — чуть оправившись, уверенно произнес Жак и, чуть помедлив, добавил: — Как говорил мой учитель, отец Браун: «И если увидишь, как сыны человеческие и твари Божьи движутся пред тобой по воде яко посуху, то знай, отрок, что ты узрел Царство Небесное!»
Разрушая насланные на друзей чары, мимо них протопал послушник-бенедиктинец. Он деловито подошел к борту, задрал рясу и, с тревогой вслушиваясь в удаляющиеся раскаты грома, долго и обстоятельно справлял малую нужду.
Две крысы неторопливо выбрались из чудом уцелевшего шатра и, волоча за собой мокрые розовые хвосты, горделиво протопали в направлении лестницы, ведущей в тамплиерский трюм.
Моряки и путники, едва живые после перенесенных испытаний, обессиленные до последней степени, рухнули, кто где стоял. Понше, не полагаясь на все еще продолжавшего молиться капитана, сам назначил вахту и выставил караул.
Покосившись на фигуру часового, который маячил на капитанском мостике, Робер, недовольно что-то пробурчав себе под нос, приволок кусок парусины и, жестом пригласив Жака последовать своему примеру, плотно завернувшись в ткань, устроился на корме.
