Рыцарь, которому он подарить нас обещал, уже приезжал пару раз, указал, на каком холме будет ставить донжон, и даже договорился с владельцем ближайшей каменоломни, чтобы тот в счет доходов от продажи нашего вина доставил туда потребное количество строительного камня.
А нужно сказать, что император Фридрих земли наши не забывал, и раз в полгода — на Пятидесятницу и Рождество — в Дижон из савойских земель приезжал бальи, который собирал налоги, вербовал рыцарей в имперскую армию и чинил суд.
Вот мой батюшка — смелый человек, с графским произволом не смирился и в один прекрасный день в Монтелье после слов: «Нет ли жалоб каких у бургеров и пейзан?» — смело шагнул вперед и объявил, что его, вольного лонского бургера, притесняет граф Вьеннский, Колиньи-ле-Неф.
Тут же и сам граф объявился. «Какой ты, — говорит, — вольный бургер, раз на моей земле сидишь? Самый что ни на есть оброчный виллан!»
Бальи и отвечает: «А покажите-ка пожалованную грамоту на эти земли, ваша светлость!» Граф покраснел, потом побледнел, потом позеленел. В общем, вышло так, что ни у графа, ни у епископа никаких нрав на этот клин не нашлось. Вот бальи и постановил, что отец может на этой земле работать невозбранно, только должен платить самую легкую, подушную подать в имперскую казну. Старому графу с Фридрихом ссориться было не с руки — если бы не поддержка императора, то съели бы его епископы и не подавились. Вот он решение-то выполнил, но злобу затаил. Еще бы — земли наши искони крестьянские, живут тут в основном безропотные сервы, и чтобы благородного сеньора опростать — отродясь такого не было.
А батюшка не остановился на достигнутом. Завез три бочонка лучшего вина дижонскому нотариусу и точно определил, какие еще земли в жалованных грамотах не прописаны. Вот он за последующие четыре года под пятьсот акров лучшей лозы и заложил, батраков на заимку созвал да еще две дубовые рощи под выпас наших свинок прихватил. Каждые полгода он исправно выплачивал подушные, привозил вина в подарок бальи да лучшие, выдержанные сорта передавал подношением к императорскому столу. Граф зубами скрипел, да сделать ничего не мог и ждал своего часа. Не дождался, помер, но сыну своему, Гуго Второму, завещал отомстить за позор.
Гуго этот, тоже из Колиньи-ле-Нефов, оказался похитрее покойника. Он нанял парижского юриста, и тот откопал одну хартию, существующую еще со времен Каролингов…
Доходы от нашего хозяйства, ты уж извини, сир Робер, последние десять лет были почище, чем у многих франкских баронов. Жили мы почти как знатные господа, хоть и работы не гнушались. Отец наш оказался человеком предусмотрительным. Чтобы дело вести не хуже флорентийских и пьемонтских негоциантов, он меня, двух братьев и трех сестер в аббатство отдал, грамоте учить, а еще нанял ломбардского еврея, чтобы тот натаскивал нас по денежному счету.
