— Меня вот так же в Палермо лет пять назад высадили, — раздался голос слева от Жака. Это обменивались между собой впечатлениями италийские рыцари. — После удара вся задница превратилась в сплошной синяк.
— Что ни говори, мастерский удар, — поддержал его собеседник. — Так красиво я бы, конечно, не справился, но, положа руку на сердце, этого римского фанфарона одолеть — что два пальца обмочить. Если бы не строжайший приказ его высочества герцога, мы бы ему еще в свалке показали, почем фунт перцу…
— Да, что ни говори, а арденнец этот — молодец. Спас, можно сказать, рыцарскую честь…
Фанфары снова загудели торжественно-вразнобой, и слуги герольдов начали выносить на поле призы. Рыцари, стоящие вокруг Жака, заметно оживились.
— Теперь этому рыжему коротышке не зазорно будет и в королевском батальоне в бой выходить, — с нескрываемой завистью произнес тот же сосед слева. — Да-а-а… Чтобы в бою такой трофей взять, нужно, по меньшей мере, богатого барона завалить.
Робер подъехал к трибуне, где сидели герцог, Ибелины и Витториа, поклонился и протянул копье. При этом охранники у всех троих инстинктивно подались вперед. Витториа, по-видимому, не обнаружив под рукой подходящего платка, сорвала с лица вуаль из тончайшего газа и повязала ее на наконечник. Под ликование толпы Робер возвратился к имперцам.
Пока де Мерлан под бурные поздравления возвращал хозяевам наскоро позаимствованные перед поединком доспехи, его удостоил посещением сам герольдмейстер. На удивление совсем не старый пикардец, носящий на плаще отличительные знаки своего привилегированного ордена, лично поздравил Робера с победой и проследил за передачей ему призов. Всем своим видом выказывая ему уважение, он явно дал понять, что рыцарь своей победой доставил огромное удовольствие всем присутствующим нобилям обоих лагерей, за исключением разве что папского легата.
Не успели Жак, Робер и Николо разобрать вновь приобретенные предметы, как мрачные, словно рождественское небо над Левантом, оруженосцы побежденного Пьетро ди Россиано подвели к ним еще не расседланного боевого коня, к седлу которого был приторочен только что снятый с хозяина турнирный доспех.
— Хозяин спрашивает, — уныло произнес один из оруженосцев, потирая багровеющий под глазом кровоподтек, — не согласитесь ли вы принять отступные вместо трофея?
— За турнирный доспех — согласен, — ответил Робер, — а с конем пока погодим. Как его, кстати, зовут?
— Терроре, — с грустью ответил оруженосец, — конь лучших пьемонтских кровей. Только трусоват немного и до кобыл зело охоч…
