Радуга в твоих ладонях | страница 3
— Ну куда ты запропастилась? — Рита нашлась около расписания, где она и покинула Ольгу, и протянула ей билет на поезд. — Это самый удобный поезд, — деловито объясняла она. — Он приходит не очень рано, так что успеешь выспаться, и он не фирменный, но тоже скорый, зато гораздо дешевле. И место у тебя удобное, в середине вагона, далеко от туалета и курильщиков, и, главное, нижнее.
— Как же вам, девушка, не стыдно ребенка без очереди подсылать, — сердито начал выговаривать подошедший мужчина, который слышал окончание Ритиного рассказа, но, не выдержав тона, расхохотался. — Не девка — пацан в юбке. Моему бы парнишке хоть каплю огня. Отчаянная… — За руку мужчину держал мальчик, который робко жался к его локтю и испуганно посматривал на отца, вероятно чувствуя вину из-за того, что не может быть таким, каким бы хотелось его папе.
Ольга объяснила мужчине, что потеряла сестру и ничего не понимает, и он, придя в еще больший восторг от Риты, рассказал, как было дело. Рита, которая удивительно быстро для ребенка сориентировалась на вокзале, где она оказалась впервые, направилась к кассам с надписью «Для пассажиров с детьми».
— Вы пассажиры с детьми, а я сама маленький ребенок, поэтому мне можно без очереди, — обаятельно улыбаясь, заявила она таким тоном, что никому и в голову не пришло ей что-нибудь возразить.
— Мы детям билеты не продаем, — невольно поддаваясь обаянию и напору девочки, но стараясь соблюдать правила, сказала кассирша. — Пожалуйста, следующий.
— Я же сама не поеду, поедет моя бабушка, — вцепившись в окошечко, чтобы не оттеснили, настаивала Рита. — Вы только подумайте, если бы я сама ехала, я бы детский билет просила, а мне взрослый нужен.
Она азартно и убедительно рассказывала про старенькую бабушку, про свою интернатскую жизнь, про то, что бабушка в последний раз, пока еще может хоть как-то двигаться, хочет посмотреть столицу, и сама кассирша, грубая и нетерпеливая со всеми, долго подыскивала для мифической бабушки самый лучший поезд и самое лучшее место…
Ольга очень любила сестру, и к чувству любви всегда примешивались жалость и странный комплекс вины, словно именно она, старшая сестра, была виновата в том, что у нее было то, чего не было у младшей — настоящего счастливого благополучного детства, полноценной любящей семьи.
Ольге было одиннадцать, а Рите — всего три, когда трагически погиб их отец. Для Риты слово «папа» ассоциировалось с фотографией красивого темноволосого улыбающегося мужчины, которая висела в рамке под стеклом в гостиной их квартиры. А для Ольги это был сильный, веселый, всегда понимающий ее человек. Воспоминания о нем были связаны с радостью, которую он умел дарить всем и которую излучал неиссякаемым источником. Он занимал ответственный пост, был директором крупного завода, и его любили все: и подчиненные, и вышестоящие. У него было много друзей, в их доме по праздникам, а порой и просто так было шумно и весело. «Твой папка, Олюшка, замечательный друг, он поможет, что бы ни случилось, — помнила Ольга их слова. — Он — надежный человек. Ты еще, наверное, не понимаешь, малышка, что это значит». Оля понимала это тогда смутно, яснее поняла потом, когда его не стало. Когда ощущение защищенности от всех мыслимых и немыслимых бед, уверенность в том, что с тобой никогда ничего не случится, потому что в самую трудную минуту рядом окажется папа и легко разрешит твои запутанные проблемы и все станет ясно и просто, оборвалось в один день.