Чтоб ты сдох, брат Деррек, со своим заданием. И ты, добрый брат Эдгор, тоже.
В душе загорелась черная беспросветная ненависть. К жрецам, которые свели меня с демоном. К демону, вздумавшему устроить на меня охоту. К судьбе, постоянно ставящей меня рядом со смертью.
Мгновения неслись мимо меня. Становилось все теплее и теплее. И вот…
По телу разлился бушующий огонь, принося с собой боль и свободу.
Я снова бог.
Огненный бог разрушения, спустившийся в этот жалкий хрупкий мир.
— Иди. Сюда. Тварь.
Рука, держащая меч, сжалась, проминая костяную рукоятку словно сырую глину.
— Иди сюда, я сказал.
Я стиснул в кулак вторую руку и с отстраненным любопытством увидел, как разлетается горящими щепками ствол дерева рядом с дорогой.
— Я жду тебя.
Вокруг по-прежнему никого не было видно. Ни в реальном мире, ни на его магическом срезе. Но я все равно знал, что демон где-то здесь, прячется среди трепещущих потоков энергии. Скользит между ними, хищно скалясь в предвкушении. Я чувствовал это всеми фибрами своей горящей в огне души.
Боль прорвалась сквозь завесу ненависти, заставляя меня распахнуть рот в беззвучном крике.
Во славу твою, Эстерси.
В этот раз я не придумывал каких-то эффектных заклинаний. Хватило лишь одного страстного желания прикончить прячущуюся тварь.
Я отдал всю накопленную печатью энергию обратно. Выплеснул вместе со своей ненавистью на энергетический план, избавился от нее целиком и полностью.
И рухнул на горящую дорогу, успев напоследок услышать страшный вопль боли и гнева.
Мир потух в моих глазах. А я сам неожиданно снова оказался в своем повторяющемся сне — на краю Мертвого плато.
Эстерси в этот раз смотрела на меня с улыбкой. Доброй счастливой улыбкой на прекрасном точеном лице. Я засмотрелся, любуясь ее совершенством и безнадежно теряясь в восхитительных темно-синих очах…
— Иди, тебе пора.
Я открыл глаза.
Боль, мирно дремлющая рядом с моим телом, мгновенно проснулась и слилась с ним в единое целое. Лежать на горящем камне, оказывается, очень… очень неприятно…
Моих сил не хватило на крик. Их не хватило даже на то, чтобы перевернуться набок, убрав обгорающую спину с уже прожегших куртку раскаленных булыжников. И тогда я просто заплакал, уставившись в черные небеса. От бессилия, боли и обиды на судьбу. Хотелось умереть или хотя бы снова потерять сознание. Но я мог только лежать, пускать злые бессильные слезы, слабо хрипеть и чувствовать, как медленно продолжает обугливаться моя многострадальная плоть.
