о доступном земном расстоянии —
сантимент и надрыв,
и любовный порыв, —
так… обычный пример графомании.
* * *
Жаждет славы поэт и известности,
но погряз в рассужденьях и пресности,
нету чувства совсем,
а рога ставит всем,
ну а сам принимает лишь лестности.
* * *
Вновь махровые праздные мысли
над умами на сайте повисли —
ни границ, ни узды,
только жажда звезды —
этот факт, согласитесь, немыслим.
* * *
Вновь владелица техники слога
на врагов натравляет бульдога:
не хотите признать
мыслей смелую рать —
накажу вас заведомо строго.
Непредвиденный урок.
Не спасла души порода —
я споткнулась о порог
голубого небосвода.
Я не мерила шаги
и не взвешивала чувства.
Я не знала, что враги —
у любви и у искусства.
Иже есть на небеси,
голос мой услышь постылый.
И опять меня спаси,
ангел мой золотокрылый.
Крючком и мыслью вывяжу слова.
И кружево неброских предложений
не вызовет ни зла, ни осуждений.
Натянется катрена тетива.
То буква, как петелька и накид,
то ряд из запятых кавычек, точек —
я так сплела совсем не мало строчек,
и вроде бы у них приличный вид.
Пусть форма – как аронская коса,[8]
и содержанье – то букле,[9] то соты,
язык и смысл – ажура полоса, —
а в целом – поэтическая квота.
Я техникой безмерно дорожу,
и пусть смеются и скупцы, и моты.
Возьму я спицы и опять свяжу
свои стихи. Стихи ручной работы.
Узнал задумчивые очи моей тоски…
А. Блок
Он узнал в окне свою тоску,
близкие ему черты лица.
Мысли – дулом к бледному виску,
словно озарение слепца.
Вскоре солнце свой открыло глаз.
Ночь угасла. Утро… Рассвело…
Он увидел молодость анфас
сквозь дождём умытое стекло.
Тайная ве́чере, тайная ве́чере.
Тихая радость Господнего вечера.
Музыка неба в оконный проём.
Лентой узорной – стихов окоём.
Вольные рифмы – царскими нимбами.
Строчки играют прекрасными нимфами.
Буква за буквой – слова – легионами.
Мысли глубокие, смыслы бездонные.
В звёздной купели рождённая истина
радует сердце и светится искренне.
Тихая радость Господнего вечера.
Тайная вечере, тайная вечере!..
Нескладные, не главные слова.
Одни слова и очень мало дела.
В душе так много всяких слов осело,
прилипло, словно к нёбу пахлава.
Они порой – как утренний туман,
а то подчас – как тяжкие вериги.
И мы плетём словесные интриги —
в них сердца крик и ласковый обман.
Слова, как пыль, как терпкое вино,
текут себе сквозь жизненное сито.
Как много их потеряно, забыто
и воскресить уже не суждено.
Как жаль, что мы не знаем цену слов,
