— Можешь присмотреть? Не думаю, что вы пустите меня к Командиру с оружием, пусть и в сумке.
— Правильно думаешь, — ответил Джо. — Цела будет твоя котомка, пойдем.
Втроем они вышли из комнаты: сначала Томми, следом за ним Оливер, замыкал процессию Джо. Последний, как и обещал, сам нес в руках пожитки беглеца, не доверяя груз комуто еще.
«Смотрите, какие обходительные. Значит, мы реально все по уши в дерьме», — подумал Оливер. Немного поплутав по коридорам подвала, они вышли к еще одной двери. Томми сам открыл ее и жестом предложил Оливеру войти.
— Аа, Томми. Привели голубчика? — голос принадлежал Командиру, крупному, поджарому, уже полностью седому старику, сидящему за небольшим письменным столом в полутемной канцелярской комнатушке. Возможно, когдато он и был красив, но время и тяготы партизанской жизни наложили на него свой отпечаток. Обветренную морщинистую кожу лица рассекала на левой щеке пара шрамов. Острый, длинный, когдато сломанный и неправильно сросшийся нос, тусклые глубоко посаженные серые глаза. — Здравствуй, Оливер! Томми, иди, дальше я сам.
Оливер остановился сразу за дверью, которую закрыл за его спиной бригадир Гетто. Он смотрел на старика в кресле и пытался понять, что тот задумал. Командир сопротивления, лидер партизан, вождь революционных сил (как только его не называли!) тоже молчал. Спустя очень долгие для Оливера двадцатьтридцать секунд он вновь заговорил:
— Присаживайся, друг мой, присаживайся. Нам много о чем нужно поговорить, — Командир не сводил глаз с Оливера. — А ты выглядишь еще моложе, чем раньше, даже тридцать пять не дашь. Спокойная жизнь пошла на пользу, да?
— Жизнь в столичном Гетто сложно назвать спокойной.
— Все же проще, чем на передовой?
— Само собой. Сравнил.
— Почему, Оливер? Женщина? Жажда свободы? Почему?
Старик выглядел расстроенным. Оливер ожидал от него любой реакции. Гнева, презрения, ненависти, но не огорчения.
— Я устал, Мэтт, — ответил он старику.
— Устал? Что значит устал? Я бы мог понять женщину и семью, Оливер, желание умереть от передоза «пылью» или спиться, но усталость? — Командир говорил с каждым словом все громче. — Устал, Оливер? Скольких парней ты вел за собой, скольких отправил на самоубийственные задания? Оливер! Как смеешь ты говорить об усталости?
Он сделал короткую паузу и продолжил:
— Мы посвятили свою жизнь борьбе, и, если ты забыл, ты мне должен.
— А мне кажется, что со всеми долгами тебе я уже расплатился. Годами своей жизни расплатился, — парировал Оливер.
