Макар не нашел, что ответить.
— Что еще?
— Говорят, что ключи подобрали.
— Это очевидно и младенцу. Иначе как они проникли внутрь, не ломая замки и не трогая окна? Через печную трубу? Через водопровод? Или, может, через нужник?
Рабочий улыбнулся шутке, еще пуще обозлив Червинского.
— Смешно? А нам пришлось все проверить, чтобы исключить и такие возможности, представь себе! Все, Свист. Я устал тебе помогать, ничего не имея взамен. Либо ты до конца недели принесешь мне что-то дельное, либо разговор с тобой будет другой.
Макар понимал, что момент совершенно неподходящий, но больше ждать удобного случая он не мог. И так уже почти две недели собирался с духом — с тех самых пор, как подслушал занятный разговор в кабаке. Как же он тогда испугался! Даже спрятал под стол дрожавшие руки, опасаясь, что они его выдадут.
— А не могли бы вы мне… дать немного денег?
Червинский опешил.
— Тебе мало, что не гниешь за решеткой? Да родная мать бы не сделала для тебя того, что я. И ты еще смеешь просить плату?
Поднявшись с кровати, разгневанный сыщик покинул номер, бросив на прощание:
— Я тебя предупредил!
Рабочий закурил очередную папиросу, следуя указанию выжидать время.
Он вовсе не хотел так злить Червинского, и теперь корил себя за то, что решился задать вопрос. Стало только хуже, и Макар пуще прежнего опасался — и если бы только за себя!
Но как войти в милость и выполнить то, чего сыщик требовал, он не знал.
— Что с невидимками, Георгий? Будут новости?
— А то как же, Константин Павлович. Именно сейчас и пишу.
— Молодец. Продолжай. Народ-то глянь, как интересуется. Опять сколько писем пришло. Почитай, — Титоренко, редактор не слишком крупной газеты, положил на стол пачку конвертов.
Бирюлев послушно вскрыл самый верхний. В нем наверняка таились переживания взволнованной матери семейства. Точно! Некая "Л.А." сообщала, что пребывает в тревоге за супруга, четверых детей и себя. А может, и за прислугу. Дочитывать терпения не хватило.
— Беспокоятся, — поддакнул репортер, невольно глядя на влажные седые кудри, мелькнувшие в расстегнутом вороте редакторской рубахи. Не слишком приятное зрелище.
— Точно. Это значит — ждут вестей. Другими словами — жаждут купить нашу газету. Так что, Георгий, за работу.
С того момента, как в городе появились невидимые, Бирюлев все чаще привлекал благосклонное внимание Титоренко.
— Черти. Вот и матушка моя нас читает и мается, заснуть не может. Страху-то столько, — высокомерно-насмешливо заметил вертлявый Вавилов — репортер отдела культуры, чье место отчаянно хотелось занять.
