Вспомнив о том, как подставил Алексея своей выдумкой про театр, Макар вновь ощутил муки совести. Рассказать бы о том, что сделал… Но боязно. Что учинит в ответ — даже представлять нет желания. Но явно не похвалит. А Макару бы так хотелось завоевать расположение.
Дожидаясь возвращения домашних, Макар растянулся на своей освобожденной кровати. Утро выдалось богатым на потрясения, и они не выходили из головы. И встреча в гостинице — а ведь она, казалось, так хорошо прошла! И как те двое с улицы затащили его в подворотню. Тоже работяги, но незнакомые — прежде никогда их не видел. Передали привет и угрозу, а затем, не дав ничего сказать в оправдание, начистили рыло.
Спасибо Алексею: какое-то время Макар пересидит в театре… Но на что жить? Нос-то наружу нельзя высовывать. И как при этом продолжать ходить по берегу и вести беседы с сестрой Ваньки-мануфактурщика?
Нет, так и так — все не к добру.
А если рискнуть и прислушаться к совету? Раз уж Макар все равно только и делает, что кого-то ищет — отчего бы не попробовать отыскать виновного и в собственных бедах? Родная шкура уж точно важнее, чем какие-то невидимые.
Алексей посоветовал начать со своих… Будто бы ясно, кто они такие — эти свои, и где они водятся. Все та же Ванькина сестра с берега, разве что?
Несмотря на тревожные мысли, Макар задремал.
Проснулся от плача Петьки. Мать, утешая, несла его в кроватку. Зоркая сестра тем временем обнаружила кошель на сундуке, схватила:
— А где Лексей?
— Ушел, — Макар подметил гримасу грусти.
— Забыл? Нужно бы вернуть.
— Не, вам оставил, за заботы. Велел благодарить.
— Ну, бог ему в помощь, — взглянув на кошель, отметила мать.
Макар сел, не зная, как сообщить домашним о немедленном переезде. Ох, что начнется! Приоткрыл рот — и снова закрыл, наблюдая, как мать с сестрой разбирают свежую штопку.
— Как госпожа так рубашку разорвала? Да еще в таком месте?
— Вы вот что… Бросайте.
— Так разложить все на завтра надо, пока светло.
— Идти нам пора.
— Куда?
— В театр.
Обе расхохотались — аж до слез. Приняли за шутку.
— Да серьезно я! Идти надо в театр. Лексей нас позвал.
Мать отмахнулась, снова принялась раскладывать вещи:
— Не до глупостей нам. Чего, кривляний не видели?
— Да не смотреть же! Жить теперь там станем.
— Как так? — мать округлила глаза.
— Там комната есть особая, для жилья. Вот Лексей и говорит: вижу, как вы мыкаетесь, а за то, что помогли, я вам эту комнату и отдам.
— За сколько? — мать все еще смотрела с недоверием.
