— Да что за невидимые? Не слышал про них. Вернешься — расскажешь, кто такие.
Алекс залез в карман. Странно, но все на месте.
— Держи. Дай своим.
— Ты это брось…
— Пожрать пусть купят.
— Ну ладно, если так, — Макарка радостно ощерился. — Спасибо, брат! А ты не такой, как мне показалось.
— Все. Уйди.
— Поправляйся тут. А вечером я вернусь. Еще поговорим.
Рабочий вышел.
— Мама, беги в лавку! Еды возьми, да водки другу — он любит, — услышал Алекс, снова погружаясь в сон — на сей раз уже вполне спокойный.
* * *
Накануне мать не стала ни о чем спрашивать, толкнула в спину:
— Поглядела я, какие у тебя друзья… С кем спутался! Ну, иди, иди.
Макар сделал шаг в комнату — и испугался так, что аж сердце в пятки ушло. Чего он уж точно не ожидал — так обнаружить на своей кровати Алексея из театра. Да еще и раненого. Но только это к лучшему: мать с сестрой всю ночь о нем хлопотали, особо Макара не беспокоя. А наутро вообще оказалось, что он не так плох, как думалось. Не только с пониманием отнесся, но еще и деньгами помог… Да, недоверчив стал Макар. Стоило бы тех приятелей опасаться, с кем в лавку лазил. Вот от кого следует ждать беды.
А что, если найти Степана и все ему объяснить? Вдруг он тоже поймет? Но нет: что-то внутри бунтовало против такого решения. Не поймет. Наоборот, надо бы вообще на глаза ему не показываться, подальше от греха.
Идти далеко — а на беду еще и дождь разошелся. Макар с укором посмотрел в темное небо, а потом терпеливо продолжил путь. Шел пешком: выбрасывать деньги на извозчиков не привык.
Нужный дом увидел, едва спустившись на берег. Вот он, почерневший.
У порога горько рыдала русалка лет четырнадцати с длинной льняной косой. Грязная, худая.
Макару внезапно сделалось так жаль, что он едва не забыл, зачем сюда пришел. Но, впрочем, вовремя опомнился.
— Что льешь слезы, сестрица? Кто обидел? — подойдя поближе спросил, как мог, весело.
Она подняла лицо — глаза светло-серые, как вода в реке. Злые.
— Чего тебе надо? — спросила сквозь слезы.
— Я от матушки вашей вести принес.
Девчонка встрепенулась.
— Ой… Прости… Кто ты?
— Макар.
— А я — Ульяна. Пойдем в дом, — она отодвинула простыню, загораживающую обгоревший дверной проем.
О, боже. Теснота, грязь, убожество. Ванька-мануфактурщик и впрямь жил похуже, чем сам Макар — а он-то еще думал, что нет беднее угла, чем собственный. Мебели, разве что, побольше. Но только что за мебель!
— Садись, — девчонка указала на табуретку у стола. Села и сама, сложила руки в линию под подбородком.
