На полу, собрав под собой ноги, сидел кудрявый юноша лет восемнадцати, похожий на матрениного среднего, и смотрел куда-то в точку перед собой. Оказалось, внимательно слушал.
— Да, мать. Попала ты в переплет.
— Что украла, то украла. Тут нечего отпираться, грешна, — отвечала Матрена. — За то и с полгода в исправительном доме посидеть согласна. Но у старика и до меня много чего взяли, а ему все равно уж разницы нет.
— Кто? Невидимые? — снова с сомнением спросили сверху.
— Они самые! Даже полиция так сказала. Они и придушили хозяина, не я.
— Все тут невинные, — затянула старую песню крестьянка.
— Уж не фартовая ты, мать, — посочувствовал кудрявый. — Ты либо не ты, а все на тебя повесят. Так им проще. И ждет тебя не исправительный дом, а каторга бессрочная…
Матрена вздрогнула. Таких мыслей она и допускать не хотела.
— Эх, как бы доче-то моей передать, где я… С кем бы весточку послать, что меня, невинную, оболгать пытаются и сгноить ни за что, ни про что, — сказала прачка, а затем замолчала.
Вспомнила.
* * *
Алекс не сразу сообразил, что его разбудило. Какой-то звук.
Он поднялся на постели, которую прежде делил с Маруськой — сейчас ее место занимала Драгунская — потряс головой и прислушался.
Снова. Скрежетание, словно кто скребется в стекло. Точно: бросают комья сухой земли.
Алекс встал, открыл окно, высунулся. Неосмотрительно, но с нынешним идиотским занятием совсем потерял хватку.
На улице стоял сопляк из театра. Обычно он бегал по поручениям.
— Лексей Иваныч! Вас какой-то бродяга ищет! Господин Щукин велел передать, чтобы срочно пришли.
— Чего-чего?
Как будто в порядке вещей: ходить на встречи с бродягами. Что за дерьмовая шутка?
— Это по поводу госпожи Елены…
Вспомнился вчерашний день и слова Надьки. Видно, старый приятель прислал кого-то из своего отребья. Все же надумал передать, что потаскуха теперь живет с ним? Ну если так, то что ж. Пусть заплатит, что на нее потрачено, и пользуется всласть.
Но хотелось бы, конечно, просто порешить обоих.
— Скажи — скоро буду.
Алекс принялся одеваться. Драгунская приоткрыла глаза, улыбнулась:
— Уходишь?
— Ты тоже уходишь.
Похоже, не приняла всерьез.
— Вставай! Живо!
Поднялась, однако все равно пришлось торопить: уж больно медленно собиралась. Алекс же в кои-то веки и впрямь спешил в театр.
В зале сидел, с тревогой озираясь по сторонам, костистый рабочий. Рвань — вся одежда истрепана.
Над ним нависал Щукин. Увидев Алекса, просиял, указал пальцем:
— Это он! Вести от госпожи Елены принес.
