Когда, наконец, пробило четыре, он оказался в биллиардной «Коммерческого кафе». Вынув изо рта сигарету, он смотрел отрешенным взглядом куда-то поверх людей. Потом подумал, что шорник и его сыновья, взбешенные и жаждущие мести, могут бросить работу и начать искать его по всему городу. Плохо будет, если они найдут его сейчас: он еще не готов к этой встрече. Но будет готов к восьми.
Оставалось еще четыре часа. Этторе пошел к реке и просидел, погруженный в свои мысли на берегу, пока не стемнело.
К своему дому он подходил, как во время войны к незнакомому населенному пункту, когда неизвестно, кто тебя там встретит — свои или враги. Осторожно, из-за угла, бросил взгляд на мастерскую отца— она была уже закрыта; потом поднялся по лестнице и прошел по коридору, прислушиваясь, нет ли в доме кого-нибудь, кроме отца и матери.
Он вошел в кухню и увидел накрытый стол. Отец, ожидая, пока мать подаст ужин, гладил собаку.
— Видал ее? — сразу же спросила мать, стоявшая у плиты.
— Нет, — ответил Этторе. Он еще не был готов к разговору, он все им расскажет минут через двадцать, через полчаса, ему, как и Ванде, нужно сделать это. Он поговорит с родителями после ужина. А то никто и есть не станет.
И после ужина, когда мать собиралась убирать со стола, Этторе. начал разговор. Он увидел, как при первых же его словах мать, стала безмолвно опускаться на стул. Он говорил медленно, запинаясь, будто слова застревали у него в горле. Совсем как у тех троих, которым пришлось, прыгать в горное озеро.
Отец сидел, опустив глаза, и, казалось, внимательно рассматривал крошки хлеба около своей тарелки.
А мать принялась кричать:
— Ты рехнулся, рехнулся! Скотина! Негодяй!
И кричала, пока отец не стукнул кулаком по столу и не гаркнул;
— Перестань орать, ведьма! Хочешь, чтобы весь дом знал о наших веселых делах?!
— Ну говори ты, — не унималась мать, — скажи, какую подлости он сделал, скажи ему!
Но отец ничего больше не сказал.
Тогда мать, вся дрожа, опустила глаза в тарелку и тихо проговорила:
— Ты мог бы вспомнить о нас, стариках, прежде чем надумал делать детей…
— Ничего я не «надумал»! — закричал Этторе. — Для меня это был удар, несчастье! Понятно тебе? А ты говоришь «надумал»! — И он продолжал уже более спокойно: — Это ничего не меняет. Когда мы с Вандой поженимся и у меня будет своя семья, я буду относиться к вам по-прежнему.
Но мать покачала головой. Она горько улыбнулась и сказала:
— Когда рядом появляются новые люди, стариков быстро забывают. Сам увидишь: с новой семьей у тебя будет столько забот и хлопот, что некогда будет и подумать о родителях. И настанет день, когда ты решишь, что лучше всего поместить их в богадельню.
