— Весной, — с готовностью ответила она. — Разве ты не помнишь?
— Нет.
— Правда?
— Я же сказал: нет.
— Ты разве не помнишь, как мы пришли сюда в субботу вечером и устроились на самом краю обрыва, чуть двинешься посильнее — и свалишься в воду. Не знаю, что тебе пришло в голову, только ты сказал: «Пусть все души утопленников видят нашу любовь». Я испугалась и убежала, а ты догнал меня и… побил.
Он посмотрел на воду и сказал:
— Помню. Я ненормальный. Но в этом виновата ты и еще что-то, что живет в твоем теле.
Они стали выбирать место на берегу реки, чтобы усесться. Он опустился рядом с ней и ощутил, как его пробирает дрожь, словно ее нездоровье передавалось и ему.
Он стал смотреть на воду — чувствовалось, какая она студеная.
— Посмотри, пожалуйста, на меня, — попросила Ванда, — ты глядишь только на реку.
Этторе взглянул, и руки у него сами собой пришли в движение; чтобы как-то занять их, он полез в карман за сигаретами и спичками.
Она тронула его за локоть.
— Не кури. Можешь меня поцеловать.
— Поцеловать, — повторил он. — Что такое поцелуй для людей, которые зашли уже так далеко, как мы?
Ванда опустила голову.
— Не обижайся. Пойми меня правильно. Я хочу тебя, целоваться мне очень приятно, но уже мало.
Все же он поцеловал ее, хотя теперь она этого и не хотела. Они целовались, и Этторе уже не думал о сигарете.
Потом попросил:
— Позволь мне…
Она покачала головой.
— Я хочу приласкать тебя немного, где можно.
— Нет.
Он замолчал, а у нее на глазах блеснули слезы.
Этторе перевел взгляд с реки на поля и увидел, что их заволакивает туман.
Ванда тоже следила за продвижением туманной пелены. Она застегнула воротничок жакета и сказала:
— Наступают холода.
Он кивнул:
— Плохо нам будет зимой.
Она спросила:
— Что же нам делать, милый? Кругом грязь, и снег скоро выпадет.
Он не ответил.
— Будешь водить меня в гостиницу?
Он сделал отрицательный жест.
— И мне это не нравится, — сказала она. — Но как же быть? Зима такая длинная, я не смогу столько ждать, не смогу! — В отчаянии она уцепилась за его рукав.
— Не надо, — процедил он сквозь зубы, — успокойся, я страдаю не меньше тебя, но я же сдерживаюсь.
Помолчав немного, он сказал:
— Знаешь, надо положить этому конец.
Она испуганно взглянула на него.
— Поженимся, — пояснил Этторе, — и у нас будет своя кровать.
— Кровать, — подхватила она взволнованно, — широкая-широкая и низкая-низкая.
— Кровать, — сказал он со злобой.
Она посмотрела на воду и спросила:
— Когда ты на мне женишься, Этторе?
