В тот вечер, когда Этторе пришел в первый раз, Дзеку сильно испугался. Он встал со стула, и его дряхлое тело согнулось в дугу.
— Я знаю, что вы даете деньги в рост, — начал Этторе.
— Да, но только очень маленькие ссуды, — поспешил уточнить старик, — у меня самого почти нет денег, я могу ссужать ими разве только бродячих торговцев. Все деньги я потратил, чтобы спасти свою жизнь во время войны.
— А вклады вы не берете?
— Беру, но даю очень скромные проценты.
— Мне не надо никаких процентов, важно только, чтобы вы мне сберегли деньги.
Старик опустился на стул.
— Что ж, это можно. Какая у вас сумма?
— Миллион.
— Приносите.
Этторе принес деньги в два приема. Когда еврей спрятал их, Этторе предупредил его:
— Если со мной что-нибудь случится, не вздумайте под шумок присвоить их. Не пытайтесь проделать ту же штуку, что вы, по слухам, проделали в двадцатом году. Я написал одну бумагу…
— Я сам напишу тебе бумагу, — прервал его старик, — расписку. — Он взял в руки перо.
— Расписка — это клочок бумаги, который кладут в бумажник, — ответил Этторе, — а бумажник всегда при мне. Если случится что-нибудь со мной, то же случится и с распиской. Однако вы мне её дайте. Но предупреждаю: свою бумагу я вручил верному человеку, так что, если со мной что случится и вы попробуете схитрить, этот человек не станет себя вести, как те люди в двадцатом году, а не задумываясь, прострелит вам голову. Имейте в виду, этот человек будет пострашнее немцев.
Лицо старого еврея сморщилось, и он уронил перо.
Этторе заглянул ему в глаза и тихо сказал:
— Не шутите с теми, кто, как я, сражался с немцами. Между прочим, также и за вас.
Старик послушно кивнул, его пальцы все никак не могли удержать перо.
— Я уже стар… — сказал он.
Этторе добавил:
— И еще. Если вас не станет, — а у вас, я знаю, никого нет, — что будет с моими деньгами?
Старик улыбнулся:
— Я еще, кажется, не умираю… Ведь не на десять же лет ты отдаешь мне деньги?
Этторе, уходя, думал о бумаге, про которую говорил Дзеку и которой у него не было, он не знал, кому бы ее доверить, но теперь он чувствовал, что за старика может быть спокоен.
Их крупная игра была прервана смертью матери Бьянко. Она умерла в тот день, когда Этторе отнес банкиру еще триста тысяч лир.
Этторе ожидал похорон с волнением, но держался в стороне. Не так, как Пальмо, который провел ночь у одра покойной, договаривался с бюро похоронных процессий, заказывал гроб и даже менял деньги, чтобы раздать мелочь беднякам, которые провожали покойную до самых ворот кладбища. Этторе решил проверить на похоронах, какой репутацией пользуется в городе Бьянко. На похороны пришло много высокопоставленных и богатых горожан — коммунальные советники, врачи, нотариусы, учителя; пришли со знаменем представители Союза ветеранов войны. Глядя на всех этих людей, окружавших катафалк, Этторе подумал: «Порядок!» Увидел также и своего отца в парадном костюме и в новой шляпе и повторил про себя еще раз: «Порядок!»
