Пока он шел к Ванде, перед глазами его маячило лицо старика. Это было лицо иное, чем при жизни, совсем нормальное, как будто неожиданная смерть мгновенно стерла черты уродства, которые годами накладывала болезнь.
«Он так и будет у меня перед глазами всю неделю, — подумал Этторе. — Лица людей, умерших по-другому, я забывал довольно быстро».
Вот и переулок Ванды. Его освещал один только фонарь, как раз на высоте Вандиного окна, и ходить тут надо было очень осторожно, потому что мостовая была усеяна отбросами, выкинутыми из окон; к тому же сюда приходили облегчиться все пьяницы из ближайших трактиров.
Ему показалось, когда он подходил, что окно Ванды освещено, но это был лишь отблеск фонаря. Он стал под окном. Комната Ванды была на втором этаже, как раз над шорной мастерской отца, окно выходило на узенький балкончик с чугунными перилами.
Он подумал: «Она станет меня расспрашивать. Надо будет как-нибудь отвлечь ее». И негромко свистнул. Немного погодя — опять.
Ванда зажгла свет, потом погасила. Ему показалось, что он слышит, как звякнули пружины ее кровати.
Он увидел ее за стеклом. Лицо ее было обращено в глубь комнаты, потом она открыла окно и, отбрасывая упавшие на глаза волосы, сказала:
— Ты с ума сошел — разве можно свистеть! Отец услышит. Что это у тебя под мышкой?
— Не устраивай мне допроса, — огрызнулся он. И тут же добавил: — Это кожаная куртка, шоферская. Ты спала уже?
Но она снова спросила:
— Ты работаешь на грузовике?
— Да, с Бьянко.
— С каких пор?
— Со вчерашнего дня.
— Я не знала, что ты умеешь водить машину.
— На войне научился.
Она подумала с минуту, потом заметила:
— Так, значит, ты не пошел на шоколадную фабрику…
— Хватит!
Откинув голову, она вздохнула и спросила:
— Ты зачем пришел?
— Тебе неприятно?
— Приятно, как и тебе. Зачем пришел?
— Повидать тебя.
— Ты меня любишь?
— Не говори глупостей.
— Тогда я ухожу. — Она обиделась. — Спокойной ночи.
— Останься.
— Мне холодно.
— Да ведь совсем тепло.
— Я же в одной рубашке.
Немного смягчившись, Этторе попросил:
— Побудь еще немного со мной.
— Зачем?
— Так. Выйди на балкон. Я хочу видеть тебя всю.
— Там будет еще холоднее.
— Нет! Я хочу видеть тебя всю.
Она покачала головой и не двинулась с места. У него стало злое лицо.
— Выйди на балкон!
— Не злись!
— Делай, что тебе говорят!
Ванда вышла на балкон и облокотилась на перила.
— Выпрямись.
Она послушалась. Теперь он видел ее всю, заключенную, словно в футляр, в узкую длинную ночную сорочку из легкой материи. Но ему не было смешно; он знал, что нелепое облачение скрывает нечто, для него очень значительное.
