Я снова засмеялся.
Выглянул из гаража Бьянко и щелкнул пальцами, подзывая нас. Надо было отправляться на работу.
Брат Костантино был совсем мальчишкой, но серьезен и молчалив, как взрослый, и одет, как настоящий таксист. Он поспешил открыть дверцы, чтобы мы могли сесть в машину.
Пока мы ехали по городу, а потом по равнине, я совсем не думал о предстоящем. Я все еще был поглощен стычкой с Пальмо, сидевшим впереди меня, рядом с шофером. Стоило мне взглянуть на его по-крестьянски широкий и плоский затылок, как во мне опять закипала злоба и появлялось желание что есть силы стукнуть по нему, чтобы раз навсегда успокоить парня.
В обзорное зеркальце я видел лицо брата Костантино, и мне казалось, что щеки его как бы припудрены серой пылью, но, может, это была просто тень от шоферского козырька. Мог ли он знать, на какое дело нас везет? Мне было жаль этого паренька; я всегда жалею тех, кто занимается не своим делом, а в тот вечер брат Костантино, хоть у него и есть шоферские права, занимался не своим ремеслом. Бедный парень был вовсе не таким, как его брат.
Когда мы стали подниматься в гору, Бьянко повернулся ко мне и протянул американскую сигарету:
— Для начала закурим.
В этом не было, в сущности, ничего особенного, но я заметил, как Пальмо сразу насторожился, и понял, что он умирает от ревности, и мне ужасно захотелось посмеяться над его переживаниями. Я пустил струю дыма ему в затылок и как можно четче произнес:
— А ты знаешь, Бьянко, что Пальмо на тебя зол?
Мне опять стало смешно, когда я увидел, как встревожился Пальмо, как он обернулся к нам, ухватившись за спинку сиденья и при этом толкнув шофера.
— Ты правда на меня злишься? — спросил его Бьянко, а Пальмо так и застыл с открытым, как у настоящего идиота, ртом и хоть шевелил языком, но не мог выдавить из себя ни слова.
Я пояснил:
— Он злится, так как считает, что, взяв меня, ты сделал большую глупость.
Бьянко же сказал Пальмо:
— А мы с ним считаем, что ты идиот.
И на этот раз Пальмо не сумел ничего ответить, он не знал, куда деваться от стыда, и, отвернувшись, стал глядеть в окно, а я понял, что он побит мною раз и навсегда.
— Вот это и есть вилла, где живет наш тип, — сообщил Бьянко, когда машина сделала резкий поворот.
Я высунулся в окно, чтобы поглядеть на виллу. В ночной тьме белая вилла, окруженная парком, казалась призрачной; светилось только одно окно в левой ее части. Я спросил Бьянко, что за человек этот фашист.
— Сам увидишь, — ответил он.
