Она молча смотрела на него, глаза у нее горели, грудь вздымалась, потом спросила:
— Как же ты заработаешь столько денег?
— Уж такая это работа.
— Какая такая?
— Мы будем провозить грузы без проверки.
— Это опасно? — Она не испугалась, она просто хотела знать.
— Нет, не опасно. Пойманному грозит штраф, но не тюрьма, а штрафы платит Бьянко.
— Выходит, это не опасно.
— Да, можешь не молиться за меня, когда я буду в отъезде.
— О, я уже больше не молюсь за тебя.
Этторе рассмеялся и сказал:
— А сейчас отпусти меня, чтобы я в первый же раз не опоздал.
— Когда же ты вернешься из Генуи?
— Завтра к полудню.
Мать подумала и сказала:
— Возьми с собой несколько газет и укутай ими как следует живот. В дороге будет холодно.
— Ты так говоришь потому, что никогда не ездила в кабине грузовика. Я пойду соберусь.
Она сказала ему вслед:
— Постой-ка, не захлопывай дверь. Возвращайся и привези мне денег, у меня больше нет сил ждать.
— Считай, что они у тебя в кармане. Отцу скажи обо всем сама.
— Скажу. Только он-то будет недоволен. Ты его не послушался.
— Не в первый раз я его не послушался.
— Но ему хотелось, чтобы хоть напоследок ты поступил, как он хочет. В общем, ладно, я ему скажу, иди.
— Мне очень жаль, но увидишь: под конец и он будет доволен. Уж я позабочусь, чтобы он прожил как следует свои последние годы.
Этторе пошел в комнату и с шумом открыл ящик, в котором лежала расческа, а потом тихонько закрыл его. На цыпочках подошел к кровати и вытащил из-под матраса пистолет. Осмотрел его, сунул за пазуху и отправился на работу.
IV
(Говорит Этторе)
Я надел отцовскую шляпу и, когда втягивал ноздрями воздух, чувствовал запах его волос. Но я не привык ее носить и потому каждую минуту то снимал, то надевал ее, то поправлял. От пистолета я тоже отвык, он мне немного мешал. Это был большой пистолет, он оттянул мне внутренний карман пиджака и болтался где-то под мышкой.
Пришел Бьянко. Направляясь в гараж и проходя мимо меня, он молча протянул руку. Я пожал ее и ощутил в своей пачку денег. Отвернувшись к стене, я сунул их во внутренний карман, а пистолет переложил в наружный и придерживал его рукой.
Затем появился этот кретин Пальмо и уставился на меня. Но каким бы идиотом он ни был, он не мог не понять, что я стою здесь не зря. Пальмо отвернулся и со злым лицом направился к Бьянко. Они о чем-то заговорили, стоя у гаража, — говорили, конечно, обо мне, Я смотрел на них и думал: «Кое-кто недоволен, не хочет, чтобы я тут работал — так было бы, между прочим, и на шоколадной фабрике, — но здесь я готов вытащить из кармана пистолет и успокоить недовольного».
