Иваны | страница 24
* * *
Прошло, наверное, года три. В дачный сезон вспомнил как-то по дороге про пьяницу Ивана.
"Надо зайти к Волчкам, - решил я. - Хотя это очень не с руки".
Постучал в дверной косяк.
- Можно к вам, люди добрые? - Толкнул дверь. Она открылась. - Ну, как прошла зимовка? - спросил я. Это звучало игриво, однако настроение Марии Матвеевне не передалось. Я умолк.
- У нас несчастье! - сказала она, очищая горячую картошку от кожуры.
Я смотрела на ее поджатые, как у подростка, собирающегося заплакать, губы.
- Что случилось?
- Ваня запил. Три года не пил! Да разве с этой сукой не запьешь? ответила Мария Матвеевна.
- А кто эта сука, как вы говорите? - спросил я. Матерные ее слова угнетали меня.
- Да, сожительница его, - ответила Мария Матвеевна, - Тоже двоих настрогали...
Я вошел в ту часть дома, где спал Волчок. В нос ударило запахом помоев.
В прокуренной комнате за печкой на разложенном диване валялся Волчок. Рядом, у изголовья, стояло ведро с домашними тапочками на ушках. "Параша", - подумал я. - "Голь на выдумки хитра". Не мог не подивиться я находчивости - ставить тапочки на ушки ведра. Сам никогда бы не догадался...
На полную громкость был включен телевизор. По первой программе прямо с экрана надвигалась, раздвоенная зеркалом, гусыня. Вдруг, оступившись, беспомощным кулем падала вниз. Куда-то на пол. Электрическая, звенящая музыка, сопровождавшая падение, пела и хихикала, неся насмешливую нагрузку.
И тоска и бесконечная скорбь охватили меня, как тогда у пенька, где Волчок развалился пьяным со своей сожительницей.
- Ты что же делаешь-то, козел! - закричал я, потеряв над собой контроль.
- Кто козел? Я - козел? Да я тебя, сука!.. - замахнувшись рукой, Иван скатился с дивана на парашу. Опрокинул ведро...
Я опять опомнился. Понял, что опять лезу не в свое дело.
А кто я? Какое имею право нравоучения читать? Но так обидно было и горько...
Я поднял Волчка. Тот затих так же быстро, как и возбудился. Обида как легко в него влетела, так просто и вылетела. Страшная сила запоя приковала Волчка к дивану. Он смотрел в потолок, молчал. Пришла мать...
- Ты вот что! Я везу себе бутылку, - вдруг опять, озлясь, сказал я. - Я оставлю тебе эту бутылку. Мало ли что. А ты смотри - только попробуй ее выпить! Убью! - сказал я. - Пусть вот она лежит с тобой рядышком.
А ты ее обнимай да ласкай! Как ту!.. - Я замолчал. Вспомнил, что здесь мать. - Ты ее гладь, обнимай! А выпьешь - убью!
- Его, наверно, сглазили. Надо к бабке ехать, отворожить, - сказала Мария Матвеевна, когда мы вышли на улицу.