Я буду летать! | страница 19

Подготовка в школе велась интенсивно. Дуся Евдокимова, к сожалению, была отчислена: не смогла осилить техническую программу (я не могла помочь: тут мне самой требовалась помощь ребят). Я же закончила Егорьевскую школу Красного воздушного флота в январе 1924 года и была направлена в 1 Военную школу летчиков на родную Качу.

Эта поговорка была (да и осталась) для всех качинцев своеобразным паролем («мы одной крови – ты и я»). Её основное значение определялось особой «розой ветров» в этом уголке Крыма: здесь было необычно большое количество «летных дней» – чистое небо для самолетов и планеров.

Небо и море Качи…

Вот мои первые воспоминания, записанные В. М. Песковым и появившиеся в его очерке:

Кача – это местечко в Крыму, большое ровное пространство около моря – природой созданный аэродром. Первые самолеты не нуждались в бетонных дорожках…

Триста мужчин учились в Каче летать. Тут были русские, латыши, эстонцы, итальянцы, индусы, болгары. Я помню многих по именам: Ангел Стоянов был силачом-болгарином. Хорошо помню живого, неистового итальянца Джибелли, он стал потом героем Испании. Индус Керим был тихим задумчивым человеком, перед тем, как сесть в самолет, он всегда опускался на колени и произносил слова молитвы. Это были недавние пролетарии – кузнецы, слесари, переплетчики, жаждавшие летать. Мы все тогда ждали скорой мировой революции и понимали: будут бои, нужны будут летчики.

Я вернулась из Егорьевска на родную Качу. Здесь мне суждено было стать летчиком.

Боевое знамя Качи, 13 мая 1938 г.

Это была все та же Кача. Здесь были мои товарищи: многие из них остались в школе летчиками-инструкторами. Но для меня «на Каче – все иначе» обрело привкус горечи: да, для меня это самое заветное место на всей земле, но – здесь нет и никогда уже не будет того единственного любимого человека, с которым я впервые поднялась в небо и увидела огромный мир.

В самом гарнизоне, где располагалась школа, за прошедшее время изменилось немногое. Появились новые жилые дома.

Центром гарнизонного поселка по-прежнему были Дом офицеров и длинный двухэтажный дом со львами, в жилой части которого третьим от угла было окно моей комнатки, всего несколько дней бывшей нашим общим с Альбертом пристанищем. За каким-то другим окном должна быть комната еще одной девушки-курсантки. Я уже знала, что в школе восстановлена и проходит обучение Нина Гордевич. Радость моя была преждевременной: мой приезд почти совпал с ее повторным и окончательным отчислением из школы по неуспеваемости. Факт этот негативно отразился на отношении ко мне. Формула «Не женское это дело», которую мне приходилось так часто слышать, получила ещё одно подтверждение. Надо сказать, что процент отсева по неуспеваемости и среди учлетов-мужчин был очень высоким. Нередкими были и случаи гибели.