- Самостоятельной жизни! - крикнул Рудик.
Его приятели загоготали.
Потом какая-то участница хореографического кружка исполняла «Индийский танец».
- Не счесть алмазов в каменных пещерах… Опера «Садко», песнь индийского гостя! - крикнул Рудик.
Все стали оборачиваться, шикать на Рудика. Это его вполне устраивало: он был в центре внимания.
Своим «острым практическим умом» я сразу сообразила, что, если во время Левиного выступления Рудик будет молчать, это произведет на всех огромное впечатление. Все решат, что даже Рудика сразил Левин кларнет.
Но как это сделать?
Я тут же изменила план действий. Теперь я уже не должна была показывать, что Лева - мой брат. Я должна была это скрывать! Хотя бы на время…
Я знала, что в первом отделении будет всего три номера. Когда танец подходил к концу, я обернулась к Рудику и сказала:
- Сейчас будет выступать очень талантливый музыкант. Будущий лауреат!
Из Московской консерватории…
- Чихали мы на таких! - ответил мне Рудик.
- Чихать опасно! - сказала я. - Музыкант этот страшно нервный.
Недавно во время его выступления один в зале чихнул, так он прекратил играть… И потребовал, чтобы чихающий вышел из зала.
- Вот хорошо, мне как раз надо выйти… Я еле сижу!
- Он не просто потребует выйти. Он еще осрамит на весь зал! Очень нервный. Потому что талантливый. Не советую связываться.
- Будет пиликать классику? - спросил Рудик.
- Конечно!
- «Спи, моя радость, усни!..» - пожелал Рудик самому себе.
И прямо-таки разлегся, по-прежнему уперев ноги в спинку моего стула.
Я поползла вместе со стулом вперед… Но я промолчала: пусть делает вид, что уснул. Нашел-таки выход из положения!
А Лева уже вышел на сцену… Все ждали выкриков Рудика, хохота из последнего ряда, но было тихо. И както торжественно. Я впервые смотрела на брата из зала.
У него был совсем не артистический вид. Нет, пожалуй, артистическим было только лицо: совершенно отсутствующее. «Весь в себе!», как говорит мама. Он еще не начал играть, но уже мыслил музыкальными образами.
А все остальное было совсем не для сцены. Фигура сутулая, словно о чем-то задумавшаяся. Костюм был отглаженный (я сама его гладила), а казался мятым и не Левиным, а чужим.
«Я сама буду ходить с Левой к портным! - твердо решила я. - И буду заказывать ему самые модные вещи! Он будет проклинать меня, отбиваться, будет считать, что я отрываю его от искусства. Но я буду приносить себя в жертву: пусть плохо думает обо мне, пусть считает меня тряпичницей!
