Это было отступление, полное горечи. «Закованные в цепи беглые в джунглях на обратном пути к Дьявольскому озеру должны были чувствовать себя примерно так же», – думал Калле, сжимая на ходу кулаки. Право, это был настоящий караван беглых рабов. Они были связаны одной веревкой – он, Андерс и Ева Лотта. Рядом с ними шел Блум, самый отвратительный из всех надсмотрщиков на свете, а замыкал шествие Никке. Он нес Расмуса, который не переставая повторял, что Никке ужасный дурак. Сванберг в весельной шлюпке со всем их снаряжением плыл к лагерю киднэпперов.
Никке был явно в жутком настроении. Ведь он должен был бы радоваться тому, что возвращается к Петерсу со своей драгоценной добычей. Но если он и радовался, то тщательно это скрывал. Идя следом за пленниками, он все время бранился.
– Безмозглые детеныши! Какого черта вы взяли лодку? Неужели вы думали, что мы этого не заметим, а? И если уж вы взяли лодку, так зачем тогда остались на острове, идиоты вы этакие?
«Да, почему мы это сделали? – горестно думал Калле. – Почему не переплыли на большую землю еще вчера вечером, даже если Расмус устал, шел дождь и было темно? Почему не убрались с острова, пока еще было время? Да, Никке прав: мы круглые идиоты! Но странно, однако, что именно он упрекает нас за это».
Никке и вправду, казалось, не очень радовался тому, что детей схватили.
– Я теперь не думаю, что киднэпперы добрые, – сказал Расмус.
Никке не ответил, он лишь злобно уставился на него и продолжал браниться:
– И зачем вы взяли эти бумаги, а? Вы, два дурака с овечьими мозгами, на что вам эти бумаги?
«Два дурака с овечьими мозгами» не ответили ни слова. Молчали они и позднее, когда то же самое спросил у них инженер Петерс.
Они сидели каждый на своем диване в домике Евы Лотты, удрученные так, что даже не в силах были бояться Петерса, хотя он делал все, чтобы их запугать.
– Это дела, в которых вы ничего не смыслите, – сказал он, – и нечего было встревать. Всем вам будет худо, если вы не скажете, что сделали с бумагами профессора вчера вечером. – Уставившись на них своими черными глазами, он зарычал: – Ну! Выкладывайте! Что вы сделали с бумагами?
Они не отвечали. Казалось, это был верный способ привести Петерса в ярость, так как он внезапно набросился на Андерса, словно собираясь убить его.
– Где бумаги? – кричал он. – Отвечай, не то я тебе шею сверну!
Тут в разговор вмешался Расмус.
– Ну и дурак же ты, – сказал он. – Андерс вообще не знает, где бумаги, про это знает только Калле. «Пусть лучше только один человек знает об этом», – говорит Калле.
