– За победу! – и тремя большими глотками осушил стакан.
– О! Карашо! Летшик! Надо кушайт!
Один из гестаповцев бросил пленному кусок курицы. Григорий поймал куриную ногу и, подойдя ближе к столу, аккуратно положил на тарелку.
– Русские после первой не закусывают, – с достоинством сказал он.
– О! Карашо! Пить еще! – загалдели немцы, и тот же гестаповец повторно налил полный стакан.
Дольников выпил и этот стакан, и вновь отказался от закуски, сказав:
– Русские и после второй не закусывают!
На несколько минут в комнате воцарилась гнетущая тишина, которая передалась и женщинам за окном. Нахмурившись, гестаповцы перебросились между собой какими-то словами, отнюдь не свидетельствующими о жалости и уважении к своему пленнику. Молча тот же гестаповец, который наливал первые два стакана, налил третий. Дольникова подташнивало. Голодный желудок отказывался принимать это питье, и летчик старался не смотреть на водку и закуски, стоявшие на столе.
– На, Иван! Пей перед смертью. Последний раз!
Два полных стакана крепкой русской водки, выпитых худым высоким летчиком без закуски не укладывалось в их сознании в сравнении с емкостью маленьких рюмок и в их глазах появилось удивление и злость, что им не удалось на глазах, толпившихся за окном женщин, сломить этого худосочного избитого пленника. Почувствовал это и Дольников. С ужасом подумал: «Надо же какой смертью придется умереть!» – но, преодолев страх, злость и боль, спокойно, стараясь не пошатнуться, поднял третий стакан. Такого в его жизни не бывало. С трудом, в несколько глотков, выпил водку, он перевернул стакан, показал, что в нем не осталось ни капли и глухо сказал:
– А мы и перед смертью не закусываем!
Его мутило, подкашивались ноги, он чувствовал, что еще немного и он свалится на пол. И тут в комнату вошла седая, в черном платке женщина.
– Что же Вы делаете ироды? Найдется на вас Бог, он накажет!
Подойдя к летчику, старушка протянула ему блюдце с помидорами и малосольными, ароматно пахнущими укропом огурцами.
– На, сынок! Закуси, бедненький, оно, если что, и умирать легче будет. Закуси.
Но Дольников не успел поднять руки. Стоящий рядом автоматчик сбил старушку на пол. За окнами дома раздались возмущенные крики и тут же автоматная очередь.
– Гады! – кинулся на ближайшего немца летчик, но в то же мгновение был сбит с ног мощным ударом приклада.
Дальнейшего он не помнил, очнулся в машине. Его куда-то везли. Потом опять перевозили. Потом бросили в сарай к таким же пленным.
