Темно-зеленый ЛА-5, пропылив после короткого пробега, подрулил к укрытию, прикрытому растянутой на шестах маскировочной сетью. Заглушив мотор, худощавый, высокого роста летчик в почерневшей от пота гимнастерке, устало выбрался на крыло и спрыгнул на землю. Стоявший рядом техник помог снять парашют и, протянув флягу с водой, тихо спросил:
– Тяжело, командир?
– Тяжело, – ответил летчик, и, взяв флягу, медленно пошел в тень тополей, стоявших неподалеку.
В эти дни тяжело было всем: и пехоте, и авиации. Вот уже несколько суток подряд все отбивались от бешено рвущихся к Волге фашистов, вымотались до предела, и старший лейтенант А. Ковачевич так же, как и все, предельно устал. Сегодня это был уже пятый вылет, но он знал, что лететь надо еще – не лететь было нельзя. Там, возле извилистого, широкого Дона, положение было критическое. И на земле и в воздухе их было больше. И они лезли вперед, не считаясь с потерями. Сегодня группой вместе с товарищами А. Ковачевич свалил двоих. Сбивали их и другие. То тут, то там, на земле, вставали черные султаны бензиновых взрывов. Однако давалось это ценой невероятных усилий, собственных потерь. Неделю назад в 27-м истребительном полку было 19 самолетов. Сегодня их осталось 7. И эти семь должны были драться за двоих…, за троих… И все равно этого было мало. Сегодня на стороне фашистов было превосходство: их было больше, они наступали, на их стороне был опыт боев в Испании, Франции, Голландии, Польше. Они умело использовали высоту, маневр, скорость. Всего этого у нас не было. Приткнувшись к пустым ящикам из-под патронов, Аркадий Ковачевич задремал. Сон был некрепкий. Скорее всего, это было состояние между забытьем предельного уставшего человека и явью. В его сознание то и дело врывались различные звуки, заставлявшие то напряженно сжиматься в ожидании какой-то опасной реальности, то расслабляться и мгновенно впадать в забытье. Но и оно не приносило облегчения. Утомленный мозг тут же воспроизводил все то, что было пережито сегодня, вчера и вообще в эти тяжелые, критические дни.
Позавчера полк потерял четверых, вчера – двоих, а сколько будет сегодня… Почему мы несем такие потери? Порой неоправданные, ненужные. Может, мы не так воюем? При встрече с противником основной способ – «круг»: все становятся друг другу в хвост и так охраняют один другого. А если врага нет близко – дежурство в постоянной зоне. Постоянная высота, постоянная скорость. А ведь, пожалуй, немцы используют слабые места в нашей тактике. Атакуют они неожиданно, со стороны солнца и тут же уходят на вертикаль. А ведь «мессершмитты» не легче и не быстроходнее наших истребителей. Что-то здесь не так… Надо что-то менять, что-то делать… Ну что?
