На пятый день своей «заполярной одиссеи» Белоусов вышел на лесную дорогу. Задумавшись, он медленно шел по ней, с трудом переставляя опухшие ноги. Сказывалась многодневная ходьба, а больше всего голод, терзавший его пустой желудок приступами резкой боли. Силы таяли, и он все чаще подолгу отдыхал. Вот и сейчас, заметив возле дороги вывернутое ветром дерево, примостился возле него, отрешенно вслушиваясь в лесные звуки. И вдруг среди этой однообразной осенней мелодии леса явственно услышал шелест птичьих крыльев. Открыв глаза, он осторожно повел головой. Невдалеке от него, на ветвях ели и ольхи, расселась стайка рябчиков. Уже давно никем не пуганные, они прихорашивались, не обращая внимания на человека. Впервые за все эти дни летчик так близко видел что-то живое, что вначале даже растерялся. Опешив, он несколько секунд смотрел на них. Затем, сообразив, потянулся за пистолетом. Одна из птиц была метрах в десяти, и он, вытащив пистолет, попытался прицелиться. Медленно подняв «ТТ», долго ловил пляшущую мушку, но вскоре понял, что в ослабевших руках – это безнадежное дело. Тогда, опустив оружие, осторожно, стараясь не спугнуть птиц, лег на живот и с упора, держа пистолет обеими руками, прицелился и выстрелил.
Даже не ощипав полностью убитую птицу, Белоусов рванул зубами кусок дичи. Но желудок не принял сырое мясо. Через несколько минут его начало рвать, и он долго отлеживался, пока вновь не пришел в себя. Отдышавшись, достал спички и, настругав тонкие лучинки, на маленьком огне начал вялить и есть кусочки мяса.
На шестой день к вечеру погода совсем испортилась. По ночам уже подмораживало, и промокшие сапоги и комбинезон не грели совсем. К тому же ночью он где-то оставил свои унты, а когда спохватился, понял, что возвращаться нет смысла – в лесу унты он вряд ли найдет, да и поиски их отнимут последние силы.
Оперевшись на палку, летчик отрешенно двигался на восток, с безразличием вслушиваясь в безмолвие Заполярья. Он совсем выбился из сил, все чаще замечал, что сознание ускользает от него. Оно пропадало внезапно, словно прорвав какой-то жизненный барьер, и требовалось немало времени, чтобы организм, собрав все физические и волевые усилия, возвращал его в реальность. Вот и сейчас, очнувшись, он вновь ощутил холод и свою немощь в этих бесконечных лесах и болотах и тут впервые с отчаянием подумал, что не дойдет до своих.
Пошли седьмые сутки его блужданий, а конца испытаниям не было видно. Необычайное опустошение охватило его, и он с тоской подумал: «Зачем эти страдания? Не проще ли все кончить разом?» Непроизвольно рука потянулась к пистолету, и дрожащий «ТТ» стал медленно подниматься к виску. В сознании мелькнуло: «Теперь у матери второго сына не будет. До чего же ты жестока, война! Стой, что ты делаешь? Ведь еще не все потеряно. Ведь ты думаешь, а значит, живешь и еще можешь бороться за себя, за своего брата. Нет сил идти – ползи».
