Несколько слов об Александре Пушкине, переводов из Петрарки нам не оставившем, но неоднократно свидетельствовавшем о своем преклонении перед Италийским поэтом. Откроем "Евгения Онегина" - его лирический герой жаждет бежать в Италию - ради чего же? - Там обретут уста мои Язык Петрарки и любви. На онегинских страницах находим в качестве эпиграфа - la' sotto i giorni... - Там, где дни сумеречны и кратки, рождается племя, которому не больно умирать. Любопытно, что обе строки ( с пропуском между ними еще одной) взяты из фрагмента No 28, в той его части, где речь идет о Германии, и вся цитата заключает в себе параллель с характером геттингенского Ленского и его кончиной.
В одном из трех написанных Пушкиным сонетов - Суровый Дант ...- читаем - В нем жар любви Петрарка изливал, а потом уже - Игру его любил творец Макбета и пр., конечно здесь соблюдена хронология, прежде всего - но не только. Явлена здесь также и иерархия на Парнасе - такой, какой она представлялась Пушкину.
Интереснейшим для исследователя Петраркизма в России остается по-прежнему Онегин. Многие исследователи выводят генезис романа из байроновских великих поэм: Чайлд Гарольд и Дон-Жуан. Сам Пушкин, посмеиваясь, судил себя последователем автора Сбогара, а также - Мэтьюрина и т.п. - авторов жестоко-романтических, даже с оттенком ужасного. Но автор склонен предполагать, что тематического сходства в Онегине гораздо больше с "Канцоньере" нежели с любым из заявленных выше тематических сюжетов.
Байрон потесняет Петрарку в читательском сознании
...Таким был Пушкин, таково было поколение поэтов, пришедших к рампе в 1820-х: Пушкин, Дельвиг, Баратынский, Языков... Поколение 1830-х меняет свою ориентацию на англо-германскую - Лермонтов, Бенедиктов, Тютчев. Небо российского петраркизма понемногу затягивает всемогущий Байрон.
Происходит смена мироощущения. Ренессансный полицентризм, также как и старословянское миросозерцание [3], ставившие женщину в независимую позицию от мужчины, сменяется романтическим мужским моноцентризмом. Если независимость ренессансной женщины могла быть и являлась предметом мужского, рыцарского культа, то женщина романтиков должна была вписываться в окружение мужчины, который таким образом занимал в отношениях доминирующую позицию. Мужчина из рыцаря превращается во властелина, демона, воина, пирата, а женщина, соответственно, в его сообщницу, наложницу, рабыню [4]. Возможен и обратный вариант, когда женщина становится тираном, а мужчина бежит от нее наподобие Чайлд Гарольда непонятый, поруганный, попранный, уничтоженный.
