Олег смотрел в окно на разыгравшуюся стихию.
Вдруг ему показалось, что к берёзе за забором прижимается чья-то фигура, а приглядевшись, увидел незнакомую, молодую женщину, пытающуюся хоть как-то укрыться от ливня.
Он накинул плащ, висящий у двери, схватил зонт и побежал к калитке.
– Заходите, переждите ливень в доме, – предложил он незнакомке, прикрывая её зонтом.
– Спасибо, – послышалось в ответ.
Она вся промокла.
Ещё бы, обрушился не дождь, а настоящий потоп!
– Вам надо переодеться, ваш сарафан насквозь, – Олег улыбнулся и, сняв с вешалки халат, протянул его незнакомке. – Одевайтесь, а я пока чай согрею.
Они сидели за столом и молчали, стараясь исподволь, незаметно рассмотреть друг друга.
Он – хозяин дома, сорокалетний, симпатичный мужчина, и она – тоненькая, утонувшая в его халате, сероглазая и такая милая.
«Сколько ей? Тридцать? Двадцать пять? Хорошенькая».
«Ему около сорока, не больше… интеллигентный».
Он прервал молчание:
– Олег.
– Оля.
– Оля, угощайтесь, берите клубнику, только что с грядки.
Она взяла, откусила аккуратно.
– Кажется, никогда не ела такой сладкой.
– Не стесняйтесь, берите ещё.
Олег встал из-за стола, налил в чашку горячего чая:
– Держите.
– Спасибо, – она встала, чтобы взять протянутую чашку, но неожиданно та выскользнула из рук и, упав на пол, со звоном разбилась. – Извините, я уберу.
Она хотела было наклониться и подобрать осколки, но он, взяв за локти, остановил её, они оказались так близко, что слышали дыхание друг друга.
Так и стояли, застыв, то ли на мгновение, то ли на вечность.
Она взмахнула ресницами и посмотрела глубоко и по-особенному, так, как умеют смотреть только женщины. Потом смущённо улыбнулась, а на губах – алый сок клубники.
Олег прижал её к себе, жадно впился в мягкие, сладкие губы, а она… она ответила.
Дурманящий аромат ягод заполнял веранду, и за окном стучал, шелестел и барабанил по крыше дождь, дождь, укрывший их от всех на свете.
– Сумасшедший дождь, – тихо смеялась она и добавляла, серьёзно глядя ему в глаза, – как и мы.
– Клубничный дождь, – улыбался он и целовал, целовал в губы.
Утром, когда Олег проснулся, Оли не было.
Всё также ползала по стеклу глупая полусонная муха, всё также жужжала и не улетала, на столе по-прежнему стояла миска с клубникой, и аромат её, кажется, стал сильнее.
Где же разбитая чашка?
Разбитой чашки нигде не было, как не было и ни одного осколка от неё.
«А Оля? Приснилась?»
Он растерянно оглянулся, задумчиво постоял посреди веранды, словно хотел услышать что-то, потом вышел в сад.
