И не понимает, кто повадился писать мелом нечестивые слова о его родителях на сарае мистера Гарримена и надворных постройках мистера Эрама. Стоит только смыть эту гадость, как она таинственным образом появляется вновь. Джорджу никто не сообщает, что именно там понаписали. Однажды в послеобеденный час он, как заправский сыщик, идет кружным путем, подкрадывается к сараю мистера Гарримена, но видит только стену с высыхающими мокрыми пятнами.
– Отец, – шепчет Джордж, когда погашен свет; с его точки зрения, в это время позволительно говорить о таких материях. – Есть идея. Мистер Босток.
– При чем тут мистер Босток?
– У него мела полно. У него всегда под рукой мел.
– Так-то оно так, Джордж. Но с моей точки зрения, мы можем спокойно исключить мистера Бостока.
Через пару дней у матери Джорджа случается растяжение запястья; она бинтует руку. Просит Элизабет Фостер написать под ее диктовку, какие продукты требуется заказать в мясной лавке, но вместо того, чтобы вручить этот листок девушке и отправить ее к мистеру Гринсиллу, мать относит список отцу. После сличения почерка с письмами, которые хранятся в запертом ящике стола, горничной дают расчет.
Через некоторое время отца вызывают к мировому судье в Кэннок для выяснения подробностей. Джордж втайне надеется, что и его вызовут как свидетеля. По рассказам отца, эта негодяйка утверждает, будто неудачно пошутила; ее призвали к порядку.
Элизабет Фостер больше в округе не появляется, и ее место вскоре занимает новая горничная. Джордж чувствует, что не до конца справился с ролью сыщика. К сожалению, он даже не узнал, какие надписи мелом были сделаны на сарае мистера Гарримана и надворных постройках мистера Эрама.
Артур
Ирландец по крови, шотландец по рождению, воспитанный в Римской вере голландцами-иезуитами, Артур сделался англичанином. Его вдохновляла история Англии; английские свободы внушали гордость, английский крикет – патриотизм. Величайшим периодом (а выбирать было из чего) в истории Англии оставался четырнадцатый век – эпоха, когда на полях сражений властвовали лучники, а французский и шотландский короли томились в лондонском плену.
Не забывал он и тех историй, которые звучали при занесенной поварешке. Для Артура колыбелью английского духа был канувший в небытие, приснопамятный, благоизобретенный мир рыцарства. Свет не знал рыцаря более верного, чем сэр Кей, более храброго и романтичного, чем сэр Ланселот, более добродетельного, чем сэр Гэлахед. Ни одна влюбленная пара не могла сравниться силой чувства с Тристаном и Изольдой, ни одна супруга не превзошла Гвиневеру красотой и дерзновенностью. И уж конечно, от века не бывало монарха более смелого и благородного, чем король Артур.
