– Но это грабеж средь бела дня! – вскричал Артур. – Грабеж средь бела дня!
Конечно, ситуация весьма прискорбная; видимо, что-то еще можно исправить. И на следующей неделе положение было исправлено. Артур узнал, что ему назначили компенсацию в размере семи фунтов стерлингов, которые застряли в каком-то всеми забытом фонде и с любезного согласия руководства были предоставлены в его распоряжение.
Он впервые столкнулся с такой вопиющей несправедливостью. Когда его лупили тулием, на то почти всегда была веская причина. Когда отца упекли в лечебницу, сыновнее сердце отозвалось болью, но никто не взялся бы утверждать, что отец безгрешен: да, произошла трагедия, однако несправедливости в ней не было. Но здесь-то, здесь! Все сошлись во мнении, что университету нужно вчинить иск. Пусть Артур засудит руководство и вернет себе стипендию. И только доктор Уоллер сумел убедить его в нецелесообразности тяжбы с учебным заведением, которому ты вверяешь свое образование. Делать нечего: нужно проглотить гордость и по-мужски пережить обиду. Артур внял этому совету, хотя до мужчины пока не дорос. Но слова утешения, которые якобы его убедили, на самом деле оказались пустым звуком. Душа у него гноилась, полыхала, смердела, как частица ада, в который он более не верил.
Джордж
Отец, как правило, не ведет разговоров с Джорджем после того, как прочитаны молитвы и погашен свет. Перед сном, на лоне Господа, полагается размышлять о смысле произнесенных слов. Если честно, Джордж более склонен размышлять о завтрашних уроках. Не может же быть, чтобы Господь считал это грехом.
– Джордж, – внезапно заговаривает отец, – ты не заметил возле дома праздношатающихся лиц?
– Сегодня, отец?
– Нет, не сегодня. Вообще. В последнее время.
– Нет, отец. А кто может здесь шататься?
– Нам с твоей матерью стали поступать анонимные письма.
– От праздношатающихся лиц?
– Да. То есть нет. Если заметишь нечто подозрительное, Джордж, сразу сообщи мне. Если прохожий оставит что-нибудь под дверью. Если поблизости будут топтаться незнакомые люди.
– Так от кого же приходят письма, отец?
– Письма анонимные, Джордж. – Даже в темноте заметно отцовское раздражение. – Анонимные. Из греческого, через латынь: «безымянные».
– И что в этих письмах, отец?
– Нечестивые слова. Про… всех.
Джордж понимает, что должен встревожиться, но его охватывает радостное волнение. Ведь это возможность побыть сыщиком, и он пользуется ею на полную катушку, причем не в ущерб школьным занятиям. Заглядывает за стволы деревьев, прячется в чулане под лестницей, откуда видно парадное крыльцо, приглядывается к каждому, кто заходит в дом, подумывает, где бы раздобыть увеличительное стекло, а еще лучше – телескоп. Но ничего подозрительного не обнаруживает.
