Однажды летом сурки сделали под забором подкоп и уничтожили подчистую весь урожай моркови. Мама убивалась так, что можно было подумать, будто кто-то умер. Я этого не поняла. Да, это означало, что морковкой мы уже не полакомимся, но оставалось же немало других плодов, которыми мы могли питаться. Например, корни аррорута. Индейцы называют аррорут вапату. Отец рассказывал мне об индейском способе сбора вапату – босиком забраться в грязь и выдергивать клубни пальцами ног. Я не всегда могла определить, когда отец шутит, а когда говорит серьезно, поэтому никогда не пыталась это сделать. Мы использовали старые грабли с четырьмя зубьями, которыми фермеры сгребают сено. Отец натягивал болотные сапоги, заходил в глубокую грязь у берега и принимался возить в ней граблями взад и вперед. Моя задача заключалась в том, чтобы собирать клубни, всплывающие на поверхность. Вода была такой холодной, что я с трудом выносила это, но, как любил повторять отец, все, что нас не убивает, делает нас сильнее. Когда я была еще совсем маленькой, отец обвязал вокруг моей талии веревку и бросил меня в воду – так я научилась плавать.
После того как я узнала правду о маме и папе, я стала часто задумываться, почему мама не убежала. Если она так ненавидела жизнь на болоте, как говорила потом, почему не ушла? Она могла уйти по замерзшему болоту зимой, пока мы с отцом расставляли силки. Натянуть резиновые сапоги отца и выбраться из болота, пока мы с отцом рыбачили в каноэ. Уплыть в этом каноэ, пока мы охотились. Я понимаю, что, когда отец притащил ее в хижину, она была еще совсем ребенком, и многое из этого не приходило ей в голову. Но за четырнадцать лет уж можно было разобраться, что к чему.
Теперь, прочитав несколько блогов девушек, которых похитили и долго держали в плену, я лучше понимаю роль психологических факторов в этом деле. В сознании человека со сломленной волей тоже что-то ломается. Можно сколько угодно думать, что, попав в такое положение, ты сам дрался бы, как рысь, но, скорее всего, ты бы тоже сдался. Причем сразу, а не потом. Едва человек окажется в ситуации «чем дольше сопротивляешься – тем больнее становится», ему не понадобится много времени, чтобы научиться делать именно то, чего хочет от него похититель. Это не «стокгольмский синдром». Это даже глубже. Психологи называют это «выученной беспомощностью». Если жертва будет уверена, что похититель воздержится от наказания или даже наградит ее пледом или едой, она сделает все, что он захочет, сделает, невзирая на то, насколько это противно или унизительно. А если похититель причиняет ей боль, этот процесс идет еще быстрее. Спустя некоторое время, как бы жертва того ни хотела изначально, она не будет пытаться сбежать.
