Возвращаясь к срубу, Бориска ломал голову над тем, почему в лесу такой двор стоит, кто живет в нем, зачем вдали от людей и отчего мастер не сказал ему правды… Ничего не мог надумать и решил попытать о том Денисова.
Всю неделю трудились без роздыху. Ладили на колоды поддон, заготавливали обшивку для дощаника. Дементий все делал на глазок, а получалось ловко, в самый раз. Понемногу Бориска начал понимать мастера без слов. Поведет Дементий рукой, большим пальцем шевельнет — Бориска уж знает: колоду надо привздынуть[67]. Рубанет в воздухе ладонью мастер сверху вниз и в сторону — ясно: требуется обрезать доску. Когда Бориска ошибался, Дементий недовольно хрюкал, как боров. К концу недели хрюканья стало меньше.
Наконец в субботу ввечеру Денисов всадил потес в широкую плаху, уселся на бревно и развязал привезенный из дому мешок. На свет появились аршинный кусок холстины, каравай хлеба, рыба вяленая, вареная говядина, лук, полпирога с грибами и пузатая баклага[68] с пивом. Кивнул мастер Бориске: ужинать, мол, будем. Достав из мешка ендову[69], обтер ее о рубаху, налил до краев, повернулся лицом к востоку.
— Очи всех на тя, господи, уповают, и ты даешь им пищу во благовремении… Хм! Втори молитву, тетка твоя мать… Открывашь щедру руку твою, насыщашь все живущее по благоволению. Аминь! — Он опустился на бревно, опорожнил ендову, не переводя духа, крякнул: — Ешь, парень. Питья не даю, поскольку зелен еще. Вон речной водицей запивай.
Бориска потянулся к пирогу, а мастер еще дважды опорожнил ендову, прежде чем приступить к еде.
— Не тяжек труд наш? — спросил Денисов, уписывая за обе щеки брашно: после пива его потянуло на разговор.
— У батяни також робил. Обыкнул. Одно нехорошо скучно тут.
Мастер искоса глянул на парня.
— А ты мыслил деньги гуляючи получать.
— Не к тому я. Людей кроме тебя не вижу, оттого и скучно. Не с кем словом обмолвиться.
Дементий снова взялся за баклагу.
— На что тебе люди? От людей-то суета одна. И грязь от них всяка, и склоки, и распри, и воровство.
— А любовь?
— Хм! Любовь… Блудня суть. Гибнут люди из-за этой самой любви, словно мухи.
Бориска усмехнулся.
— Что ты в пустынники не подался, схоронился б от людей-то.
Мастер вздохнул, сдвинул брови.
— Куды мне схима[70]. Моя рожа любого архангела до смерти напужат. С богом я не в ладах живу. Было четверо детёв, да ни один до году не дожил. Я ли господа не молил, а не помог всевышний. Люди бессильны оказались тож. Ну и послал я всех к…
