— Что наказал, сделал не напусто, — Герасим хитренько улыбнулся, — он и на тебя такое нес…
Неронов, расцепив пальцы, взялся за ковш красного вина.
— Все мы каемся в промахах содеянных. Тако и я многажды просил прощенья у бога за то, что о благочестивом патриархе к челобитной приписал свою руку. Ано врага выпросили у государя и беду на свою шею.
Архимандрит в изумлении уставился на Неронова, старцы — тоже. Герасим даже чавкать перестал.
Отец Иоанн приподнял тяжелый ковш.
— Многие надежды возлагали мы, московские ревнители благочестия, на сего мужа. Однако хитер оказался, горд непомерно и непереносен. Сему примером — судьба моя, отца Аввакума и других ревнителей нравственности. Мыслю, братия, настало время смирять патриарха.
Он поднес ковш к губам, испил самую малость.
В глазах архимандрита зажглись радостные огоньки: наконец-то заговорил утеклец о деле. Однако спешить не след, пущай-ка Неронов еще выскажет свои замыслы.
— Силен патриарх, — осторожно молвил он. — Бывши в прошлом году на соборе, сиживал я с ним рядом. Беда как силен и власть над архиереями у него твердая. Они словно воск под ним, как хочет, так и мнет. И доброхоты патриарха один другого стоят. Взять Епифания Славенецкого — креста некуда ставить…
— Грек Арсений — тож! — выкрикнул Герасим, ударяя кулаком по столу. Трижды веру менял басурман! Се не христианин — перевёртыш иезуитский!
Архимандрит нахмурился, хотел остановить старца, чтоб особо не расходился, но раздумал.
— Ему едино как креститься! — шумел захмелевший Герасим. — Главным справщиком стал. Так-то!
Неронов молчал, опустив подбородок на грудь.
Герасим пил много, почти не закусывая, и теперь разошелся вовсю.
— Чинов греческих богослужебных не хотим! Любы нам древние русские чины, что в хартейных книгах писаны. Русская старина освящена и оправдана угодниками и чудотворцами. Христианство грекам продано, так почто за ними в хвосте тащиться? Все порушили византийцы проклятые, перевернули, испохабили… — Герасим стал загибать пальцы. — Коли верить строителю нашего подворья на Москве, вскорости сменится молитва Исусова — раз, ангельская трисвятая песнь — два, начальный стих «Царю небесный» — три, церковное пение, заутреня и полуношница, часы и молебны, вечерня и повечерия, и весь чин, и устав… Э-эх!
Он собрал пальцы в кулак и опять трахнул им по столу. Зазвенели чаши.
— Будет! — сказал ему настоятель. — Сие отцу Иоанну ведомо. Не о том речь. Пора к делу подходить.
