– Вы все сидите взаперти, – сказал Аттерсон. – Вам надо выходить, чтобы подстегнуть кровообращение, как делаем мы с мистером Энфилдом. Познакомьтесь: мой родственник мистер Энфилд – доктор Джекил. Идемте сейчас, берите шляпу и прогуляйтесь с нами немножко.
– Благодарю вас, – вздохнул тот. – Мне и самому очень хотелось бы. Впрочем, нет, нет, нет – это совершенно невозможно, я не решаюсь. Но, право, Аттерсон, я очень рад видеть вас. В самом деле мне очень, очень приятно. Я бы попросил вас с мистером Энфилдом зайти ко мне, да тут не прибрано.
– Ну, – сказал адвокат добродушно, – тогда все, что мы можем сделать, это постоять внизу и поговорить с вами отсюда.
– Я как раз это и собирался предложить, – ответил доктор, улыбаясь.
Но едва он договорил, как улыбка вдруг сошла с его лица и заменилась выражением такого ужаса и отчаяния, что у обоих стоявших внизу кровь заледенела в жилах. Они успели заметить все это лишь мельком, потому что окно мгновенно опустилось, но даже и мимолетного взгляда им было достаточно. Повернувшись, они молча покинули двор. Все так же в молчании они перешли на другую сторону, и, только выйдя на ближнюю большую улицу, где даже и по воскресеньям шевелилась какая-то жизнь, мистер Аттерсон наконец поглядел на своего спутника. Оба были бледны, и одинаковый страх читался во взглядах обоих.
– Господи помилуй, – сказал мистер Аттерсон.
А мистер Энфилд только строго кивнул головой и пошел дальше, не говоря ни слова.
Однажды вечером после обеда мистер Аттерсон сидел у камина, когда к нему неожиданно явился Пул.
– Что это вас принесло ко мне, Пул? – воскликнул адвокат. И, вглядевшись внимательней в лицо дворецкого, прибавил: – Чем вы так встревожены? Не заболел ли доктор?
– Мистер Аттерсон, – сказал тот, – у нас что-то неладно.
– Садитесь, и вот вам стакан вина, – сказал адвокат. – Не спешите и объясните мне толком, в чем дело.
– Вы знаете, какой нрав у доктора, – заговорил Пул, – знаете, что он подчас запирается у себя. Ну, так он опять заперся в кабинете. И мне это не правится, до смерти не нравится. Мистер Аттерсон, мне страшно.
– Вот что, милейший, – сказал адвокат, – говорите-ка ясней. Отчего вам страшно?
– Страх мучит меня уже с неделю, – ответил Пул, упрямо обходя вопрос, – и больше я не могу выдержать.
Внешний вид дворецкого вполне подтверждал его слова. Он плохо выглядел и, после того как в первый раз заявил о своем страхе, ни разу не глянул адвокату в лицо. Сейчас он сидел, уставясь наискось в пол и опустив на колено руку со стаканом, из которого не отпил ни глотка.
