Пришлось выйти. Выпали и те, обходя с двух сторон, грязно выражаясь, и сплёвывая на асфальт.
Из БМВ, худой и длинный, особливо дерзкий, пёр на него с криками :
– Ты знаешь, кто я такой ?
– Побойся Бога ! Кто ты такой… да какое ж мне дело, дружок ?
– Сейчас будет тебе дело ! Ты знаешь – кто я такой ?
– Осади, дружище. Тут дорога ! И ты не один на ней движешься.
– Да я ! Я – сын депутата !
Эх, зря он так себя самопрезентовал. Здесь и сейчас не было идеальным местом и подходящим сборищем для демонстрации единения народа и партии.
И то, что юнец – не знал, служит слабым утешением.
Сын ! Депутата ! Он-то, ясен пень, твёрдо верил, что при таких ужасных титулах подведомственные холопы обязаны падать ниц и каяться, посыпая голову дорожной грязью, и целовать ему модные лоферы. Однако факты его гипотезу не подтверждали. С тем же успехом этим своим статусом он мог бы пугать медведя.
Мальчишка, вчерашний школьник. Накернёшь ему в глазик – ещё помрёт, чего доброго.
Смешно.
В смысле, было бы смешно в любой день, окромя сегодняшнего. Как раз сегодня звёзды легли для депутатского сообщества в неблагоприятном порядке.
Если бы у Стаса под рукой был ремень, то он обошёлся бы и ремнём, отходив наглых тинейджеров по нижним рабочим полушариям, за явным неимением рабочих функций в верхних. Ремня, к их депутатскому фарту, не было.
Шрек схватил Сынулю за понто-ухо, одним ловким движением свернул в букву зю, уперев в землю передом, а к себе задом, и пинал, пинал, пинал в ненавистный зад, вкладывая в обучающий процесс и всю свою силу, и накопившуюся злость, и недюжинное воспитательное умение, и уставшую от депутатов душу, вкладывая в этот наказ рядовых избирателей посыл к действию занятому по службе папе, не имеющего достаточного времени для обучения сына правилам поведения и привитию уважения к старшим, пинал, пока незрелая понтосрака сквозь штаны не стала светиться красным ярче светофора.
Второй шумахер опасливо выплясывал рядом, описывая круги подобно чайке, внимательно следя зорким взглядом за деталями образовательного метода, не описанного у Макаренко, изрыгая вполголоса угрозы и проклятия, но не решаясь вмешаться в экзекуцию. Он смутно предчувствовал, что назревает нечто нехорошее и в его адрес.
Предчувствия его не обманули…
Выпустив депутатского отпрыска, более похожего после такого дивного обращения на прямого предка гамадрила, Шрек метнулся к следующему в очереди.
Молодые рефлексы, стократно усиленные инстинктом самосохранения, сработали у джиповладельца быстрее. Словно выпущенный из катапульты, он, подбадривая себя криками, полетел по улице, и казалось, что земли он не касается, настолько легко и слаженно работали уносимые испуганное тельце ноги, напоминая спицы стремительно крутящегося колеса гоночного мотоцикла.
