Совсем недавно начальник УЛО подполковник Пауксон провел строевое собрание с активом батальона: командирами отделений и групкомсоргами.
Собрание проходило в его кабинете — большой угловой комнате.
Пауксон кратко ознакомил с успеваемостью батальона.
— Командование училища и меня, как начальника отдела, крайне интересует, в чем причина такой учебы? Что мешает лучше учиться?.. Хотелось бы знать ваше мнение по этому вопросу. Снизу порой бывает виднее. Прошу высказаться…
Один за другим говорили старшекурсники. Толково говорили. И лишь — «пятиротники» молчали.
Я ждал, когда выступят авторитеты — Желтов, Апрыкин, Хромов, Шмелев или комсорги. Но они почему-то отмалчивались?.. Вероятно, ждали моего выступления.
Пауксон хмуро взглянул на нас.
— Не понимаю, почему пятая рота воды в рот набрала? По успеваемости в батальоне занимает последнее место и упорно не хочет раскрыть своих секретов. Ваше слово, пятая рота…
Я заерзал на стуле, поглядел на своих. Кое-кто, покраснев, еще ниже опустил голову… Что же делать? Кто-то должен выручить роту. Неужели честно не выскажемся? Разве нечего сказать? Так почему молчим?
Пауксон остановил взгляд на мне. А-а! Будь что будет! Не хочу краснеть и отворачиваться. Да и зачем?..
— Разрешите…
Пауксон одобрительно кивнул.
— Курсант Ушаков — групкомсорг двадцать третьего классного отделения. По-моему, причина в одном — в нежелании всерьез учиться. В роте нет рвения к учебе. Наоборот, над теми, кто учится отлично, подсмеиваются. И в этом виноваты мы — актив: командиры и комсорги. Вот неопровержимый пример, знаю, многим он не понравится, ни один из командиров не учится на «отлично» и «хорошо». Отсюда и большинство троечников в отделениях. Без примера командира и его борьбы за отличную успеваемость дело не сдвинется с места. Пока мы сами не проникнемся этим — тон в отделениях по-прежнему будут задавать троечники…
Выпалив все, облегченный, словно сбросив невыносимую поклажу, сел с разрешения Пауксона на место. И черт с ним, что кому-то не понравится. Должно же командование знать правду, как бы она ни была горька. А наши пусть взглянут на себя со стороны. Узнают неподслащенное мнение о себе.
Я чувствовал пристальные взгляды, слышал шепот то ли одобрения, то ли возмущения за спиной и по бокам. С румянцем на щеках, но радостный, веселый сидел, опустив голову. Не испугался, высказал, что наболело на душе, а ведь не думал выступать. Если бы не требовательно-поощрительный взгляд Пауксона тоже, возможно, промолчал. Но не надо робеть, учиться надо говорить правду. В жизни и службе все пригодится.
