— Тогда в семье Филиппа, ушавского агронома. Весь дом будет в твоем распоряжении. Год назад отец умер, а брат не здесь живет.
— Это было бы хорошо. Но, по-моему, Филипп должен в Югне вернуться. Парень изучал огородничество, а ты его послал табак растить, рожь да овес… Он ведь ячмень от пшеницы не отличит. Специалист — курам на смех, только профессию позорит…
— Ты не прав. Он старательный, обвыкнет. А что наши сельские зубоскалят… Так они над всеми нами подшучивают — и над ним, и надо мной, и над тобой. На всякий роток не накинешь платок, верно?
— Не думаю. И прошу тебя, прислушайся, я говорю серьезно… Сейчас я к учетчику. Я слышал, он комнаты сдает.
— А, к Илии? Ну, одно могу гарантировать: с отцом его, дедом Драганом, не соскучишься!
Сивриев легко находит дом учетчика.
— Здравствуйте, здравствуйте, — говорит хозяин. И смущенно бормочет: — А я как раз из свинарника, дай-ка, думаю, курам насыплю.
Виноватым себя чувствует, потому что начальство застало его дома в рабочее время.
— Если хотите хлева наши посмотреть, идемте…
— Я хочу комнаты посмотреть, — прерывает его Сивриев. — Мне квартира нужна.
— Проходите, глядите — комната большая, светлая, а цена… Не больше двадцати левов!
— Мне нужна еще одна — вот эта, маленькая.
— Там отец живет.
— Ну, если так, пойду еще поищу.
В обед Илия Чамов подсаживается за его столик, фамильярно приветствует:
— Здорово!
— Слушаю.
— Бери и маленькую комнатуху, я согласен.
— У меня багаж придет после обеда. Если дома никого не будет, дай ключи.
— Да буду я дома, буду, как можно! — Илия встряхивает кудрявой головой. — Скарб домашний дам — все что положено. Помогу… Чтоб по-человечески. Только вот…
— Что?
— Цена. Мы про двадцать левов говорили, однако если и маленькая комнатуха…
Ворота у Чамовых широко распахнуты. Шофер подает машину во двор задним ходом и принимается помогать — вносит вещи и сваливает их посреди комнаты.
— Спасибо, остальное я сам разберу, — говорит Сивриев хозяину, когда грузовик уезжает, но, поскольку Илия продолжает топтаться рядом, раздраженно спрашивает: — Что еще?
— Да понимаешь, сегодня в ресторане ты мне про оплату маленькой комнаты ничего не сказал.
— Я согласен.
Вечером у ворот его поджидает низкорослый дедок. Щурясь, сообщает, что Илия — его сын, и предлагает поговорить. Они садятся на бревно, лежащее над обрывом против дома, внизу бушует поток невидной в сумерках Струмы, и речи старика кажутся такими же нескончаемыми и неотвязными, как ее шум.
