Они уже снова надеялись, что завтра найдут короля Каспиана, а через несколько дней разобьют Мираза. Положение их не изменилось, но все повеселели и один за другим быстро провалились в сон.
Люси очнулась от самого глубочайшего сна, который только можно себе вообразить, с чувством, что голос, который она любила больше всего на свете, позвал ее. Сначала она подумала, что это ее отец, потом – что Питер. Ей не хотелось вставать. Не потому, что она чувствовала себя слишком усталой – напротив, она чудесно отдохнула, и тело больше не болело – просто она была счастлива, и ей было очень уютно. Она смотрела на нарнийскую луну (которая больше нашей), на звездное небо; там, где они разбили лагерь, деревьев было немного.
– Люси, – снова позвал голос (не отца и не Питера). Она села, трепеща от волнения, но без страха. Луна светила так ярко, что лес был виден как днем, но выглядел более диким. Позади был ельник, направо – зубчатые вершины скал на дальней стороне оврага, прямо впереди – полянка, за ней на расстоянии полета стрелы росли деревья. Люси пристально посмотрела на них.
– Мне кажется, что они движутся, – сказала она себе, – и о чем-то разговаривают.
Сердце ее забилось, она встала и пошла к ним. На поляне отчетливо слышался шум, какой деревья издают при сильном ветре, но ветра не было. Все же это был не обычный шум листвы. Люси чувствовала в нем какую-то мелодию, но не могла ухватить мотив, как не могла уловить слов, которые говорили деревья прошлой ночью. Это была ритмичная веселая мелодия, и, подойдя ближе, она почувствовала, что ноги ее уже танцуют. Теперь не было сомнения в том, что деревья двигались – туда и обратно, одно к другому, как в сложном деревенском танце. («Я уверена, – подумала Люси, – что танец деревьев действительно должен быть очень деревенским танцем».) Тут она оказалась среди них.
Она увидела дерево, показавшееся ей сначала не деревом, а высоким человеком с косматой бородой и зарослями волос. Люси не испугалась: такое она видела и раньше. Но когда она опять взглянула на него, он уже снова казался деревом, хотя и двигался. Вы не смогли бы, конечно, разобрать, ноги у него или корни, потому что, когда деревья движутся, они перемещаются не по поверхности земли, они пробираются в земле, как мы – по воде, когда идем вброд. С каждым деревом, на которое она бросала взгляд, случалось то же самое. Сперва они выглядели как дружелюбные, славные великаны и великанши – таким лесной народ становится, когда добрая магия призывает его к полной, жизни – потом снова становились деревьями. Когда они казались деревьями – это были странно очеловеченные деревья, а когда выглядели людьми – это были ветвистые, покрытые листвой люди. И все время продолжался этот странный, ритмичный, шелестящий, прохладный, веселый шум.
