Сказать, что Уилмот был удивлен, узрев это дитя в подобной обстановке, значило бы допустить некоторое преувеличение. После получаса под этим родным кровом вдали от родного крова посетителя уже ничто не сможет удивить – даже слон, резвящийся в костюме для гольфа. Тем не менее Уилмот заинтересовался настолько, чтобы сказать «приветик!».
– Приветик, – ответило дитя и положило кубик льда в свой стакан. – Послушайте, не говорите старине Шнелленхамеру, что видели меня тут. В моем контракте есть пункт о моральном облике.
– Кому не говорить? – спросил Уилмот.
– Шнелленхамеру.
– А как он пишется?
– Не знаю.
– И я не знаю, – сказал Уилмот. – Но как бы там ни было, – продолжал он, порывисто протягивая руку для пожатия, – от меня он этого никогда не узнает.
– Кто не узнает? – сказало дитя.
– Он не узнает, – сказал Уилмот.
– Чего не? – спросило дитя.
– Не узнает от меня, – сказал Уилмот.
– Чего не узнает? – осведомилось дитя.
– Я забыл, – сказал Уилмот.
Некоторое время они сидели молча, погрузившись каждый в свои мысли.
– Вы Джонни Бингли, верно? – сказал Уилмот.
– Кто? – сказало дитя.
– Вы.
– Что я?
– Послушайте, – сказал Уилмот, – моя фамилия Муллинер. Такая вот фамилия. Муллинер. И пусть они делают с ней, что хотят.
– Кто?
– Не знаю, – сказал Уилмот.
Он с нежностью смотрел на своего собеседника. Это было непросто, потому что тот все время мерцал и расплывался. Однако Уилмот взглянул на это непредвзято: если сердце на верном месте, рассудил он, так что за важность, если тело мерцает и расплывается?
– Хороший ты парень, Бингли.
– И ты, Муллинер.
– Оба хорошие парни?
– Оба.
– Значит, в сумме будет два? – спросил Уилмот, любивший точность во всем.
– Так и у меня получается.
– Да, два, – согласился Уилмот и перестал загибать пальцы. – Собственно, вы могли бы сказать, что оба – истинные джентльмены.
– Оба истинные джентльмены, совершенно верно.
– В таком случае посмотрим, что у нас имеется. Да, – сказал Уилмот, откладывая карандаш, которым писал цифры на скатерти, – вот окончательный итог, который я подвел. Хорошие парни – два, истинные джентльмены – два. Однако, – сказал он, недоуменно хмурясь, – в итоге выходит четыре, а нас только два. Впрочем, – продолжал он, – пусть. Не имеет значения. Не относится к делу. Мы, Бингли, должны посмотреть в глаза тому факту, что мое сердце удручено.
– Да что вы говорите!
– То и говорю. Удручено. Сверх всяких бингли удручено.
– В чем беда?
Уилмот решил довериться этому на редкость симпатичному дитяти. Никогда и нигде еще, решил он, никакой ребенок не нравился ему до такой степени.
