не было. Приложил горсть холодного песка к голове — полегчало. Сообразив, ткнулся головой в
кучу, которую только что нарыл — о, блаженство! Боль отступала, лишь в шишке на затылке
постукивая маленькими молоточками. Отдышался, отряхнулся от песка и снова рыл, пока не
наткнулся на воду, взбаламученную и мутную, но воду. Подождав совсем чуть-чуть, умылся,
14
14
плеская на потное лицо. В голове прояснилось. Покачиваясь, направился к скале, за которой они
так опрометчиво спрятались днем. Серого не было, как не было и не единой сумы с припасами.
Лишь платки, которым Стела заматывала лицо, которые она развязывала и уронила в момент ее
похищения, валялись едва заметной кучкой.
Была ночь полных лун, светивших так ярко, что каждая песчинка отражала это сияние.
Песчаные холмы отбрасывали резкие тени. В желудке было пусто, лишь прохладная водичка
плескалась в одиночестве. Вальд достал из-за пазухи карту — благо, что похитители-крамсоны — а
больше никто не осмеливается забираться в такие глубины Крогли, не догадались обыскать его, и
начал соображать, куда ему отправиться сейчас. По всему выходило, что топать ему надо в
Крамбар, и выходить прямо сейчас. Проверив карманы, разложил перед собой всё, что у него
осталось: небольшая фляжка, она была на поясе — её тоже не забрали, карта, платки и кусок хлеба.
Размочил хлеб, съел, тщательно пережевывая каждый кусочек. Сначала замутило, но потом, после
пары-другой глотков прохладной водички, слегка попахивающей землей, полегчало. Упаковал все
свои нехитрые пожитки, набрал воды во фляжку под завязку, напился сам, намочил платки,
которыми планировал потом обмотать голову. Повернулся и пошел в Крамбар.
Глава 4.
В песках.
Вспоминая своё одинокое путешествие через пески Крогли, Вальда всегда удивляло то, что
времени он не чувствовал, словно весь путь занял один день и одну ночь. В памяти всплывали
лишь пески: вверх, вниз, вверх, вниз. Иногда, когда ноги уже не держали, падал и скатывался с
песчаных холмов. Каждый раз, оказываясь лицом в песке, приходилось уговаривать себя встать. А
потом не просто уговаривать, а орать во все горло, чтобы встать. Голос вскоре отказал, из глотки
лился хрип. Когда становилось совсем уж невмоготу от жары, находил мало-мальское укрытие и
прятался там. Исхудал так, что, щеки ввалились, потемневшая от солнца кожа, которую не спасали
