основы, да запах тления подтверждали, что темный гость им не привиделся в общем кошмаре.
Время вновь выровнялось, стали слышны звуки. Марьями кинулась к мужу — о, чудо! — он все
еще был жив, и его можно было спасти. Засуетилась, заметалась, отрывисто приказывая сыновьям
делать то-то и то-то — все, что могло помочь Азелю.
Вскоре их совместимые усилия привели к видимому результату — купец задышал
равномерно; страдание, которое преобразило черты лица в маску, смягчилось, а потом бесследно
пропало. Купца укрыли, возле него остался Салгар — следить, чтобы ничто и никто более не
тревожили покой достопочтенного. Остальные домочадцы разбрелись по дому — проследить, не
осталось ли следов посещения темнобородого, от которых может пострадать их жилье и все самоё
Торговище. Марьями была в кабинете купца, разглядывала ту чудную карту земель крамсонов, что
осталась в наследство от предков мужа, когда из гостиной донесся испуганный крик Салгара:
- Мама! Мама, иди сюда скорее!
Подхватив юбки, чтобы не мешались, Марьями бросилась на зов. Прибежали и сыновья.
Потерявший на миг дар речи младший тыкал пальцем на голову отца. Курчавые волосы Азеля,
которые были цвета соли с перцем, и перца в них насыпано гораздо больше, теперь совершенно
побелели — моментально, на глазах волосы стали абсолютно седыми. Все четверо стояли рядом с
купцом, оторопев от этого видения, не в силах сдвинуться с места. Простояв так — замерев и не
12
12
сводя взглядов с Азеля достаточно долго — мать и сыновья, не в силах помочь достопочтенному,
вновь покинули комнату. Но, едва Марьями добралась до кухни, как снова раздался крик Салгара.
Прибежала, в дверях едва не столкнувшись с сыновьями, и увидела, что муж пришел в
чувство. Но взгляд его был не здесь, глаза его смотрели в никуда, сквозь них. Страшны были его
глаза — выкатившиеся из орбит от напряжения, побагровевшие от прилива крови, словно силится
что-то разглядеть достопочтенный, а не может. Потом из раздувшегося его горла послышался
странный звук, похожий на шипение закипающей воды, а потом незнакомый, шипящий, хриплый
голос произнес: «Прокляты вы, прокляты мы, обманули гостя, нарушили закон гостеприимства, я
ухожу, а проклятье нести вам. Карту я им дал не свою, а ту, что велено отдать было. Нашу надо
отдать им, нашу». Из уголка глаза выбежала кровавая слеза, потом хлынул кровавый поток, купец
попытался вздохнуть и никак. Приподнялся, хрипя от страшного напряжения сил, ловил широко
