В вашей книге я вижу желание удивить, поразить читателя своей большой эрудицией, талантом и умом. А между тем все это не только не нужно для разрешения тех вопросов, которых вы касаетесь, но очень часто отвлекает внимание читателя от сущности предмета, привлекая его блеском изложения».>5
У Шоу нашелся ответ и на это. Он воспользовался двойственностью великого русского писателя, в котором в последние годы его жизни моралист боролся с художником. В полемике с Толстым-моралистом Шоу решил опереться на Толстого-художника. «Во всех известных мне драмах я не могу припомнить сцены, которая восхитила бы меня так, как сцена со старым солдатом в «Власти тьмы» [...] Особенно поразило меня в этой пьесе то, что проповеди набожного старика отца при всем том, что ом прав, оказались совершенно бесполезными, — они только обозлили его сына и лишили его последних остатков самоуважения. Но то, чего не смог сделать набожный и добрый отец, того достигает старый негодяй солдат, как если бы он был гласом самого бога. На меня эта сцена, где двое пьяниц валяются на соломе и старший побуждает более молодого преодолеть свою трусость и самолюбие, произвела такое сильное впечатление, какого не могла бы добиться обычная романтическая сцена; и в моем «Бланко Пос-нете» я по-своему использовал эту богатейшую жилу, которую вы первым открыли современным драматургам».>6
Шоу своеобразно понял второстепенный эпизод пьесы, но ему нужно было столкнуть Толстого с Толстым, чтобы доказать, что самые лучшие проповеди благородных идеалов могут остаться безрезультатными. Шоу опирался при этом также на двухвековой опыт английской литературы. С конца XVII века морализаторство занимало в ней большое место. В XIX столетии английский роман и драма были насквозь проникнуты нравоучительными тенденциями, но это ничуть не мешало порокам буржуазного общества процветать под покроЕом лицемерия. Шоу наблюдал это повсюду вокруг себя и как писатель пришел к выводу: «...обычные способы внушать благородное поведение не только безуспешны, но — хуже того — побуждают всех благородных людей, обладающих воображением, решительно отвергать их. [...] Во всем этом виновато наше воспитание. Мы твердим людям, что они должны быть хорошими, но обосновываем это лишь тем, что таково мнение кого-то, кто кичем для них не привлекателен и ко» о они не уважают, и кто к тому же, будучи значительно старше, не юлько во многом непонятен им, но просто смешон».
