Разрывая лошади рот, Мишка изо всех сил тянул на себя вожжи, пока не заставил Рыжуху сначала перейти на шаг, а потом и вовсе остановиться.
— Мама! Мама! Слышишь? Мама, очнись!
— Мишаня, — мать открыла глаза, — у тебя кровь…
— Это — волчья. Мама, ты как? Болит что-нибудь?
— Это ничего, сынок, пройдет, помоги подняться. Сам-то цел?
«Господи, на ней, наверно, живого места нет, а она обо мне. Надо ее в сани поднять как-то. Волков не видно, неужели отбились?»
Напрягая все невеликие силы тринадцатилетнего тела, Мишка помог матери приподняться и перевалиться в сани.
— Мишаня, волков не видишь?
— Нет, живых не вижу, только побитые лежат.
— Я топор обронила, сходи поищи, Рыжуха назад не пойдет.
— И я самострел потерял тоже, и Чиф еще…
— Вот и сходи.
Топор обнаружился не очень-то и далеко, рядом с окровавленным трупом волка с перерубленным хребтом. Рядом, пытаясь отползти, возился еще один зверь, правая передняя лапа, перебитая тетивой, безжизненно болталась, из пробитой наконечником болта шеи хлестала кровь. Тут же валялся и самострел.
Мишка подобрал топор и, хотя ясно было видно, что волк — не жилец, мстительно хрястнул его обухом по голове. С топором и самострелом вернулся к саням. Мать лежала, закрыв глаза, лицо было бледным.
— Мам, ты как? Плохо тебе?
— Уже легче. — Мать приоткрыла глаза. — Рыжуха отдышится немного, и поедем.
— Мам, мне бы болты собрать… И Чифа поглядеть, вдруг живой? Может, еще и волков заберем? Зимний мех хороший.
— Как же ты их соберешь? — Мать говорила хотя и слабым голосом, но вполне отчетливо. — Мы же версты две проскакали. Попробуй Рыжуху под уздцы взять, если пойдет с тобой на волчий запах, тогда соберем, если нет — ничего не поделаешь.
— А может, не надо? Тебе, наверно, к лекарке нужно…
— Легче мне, легче. — Мать с Мишкиной помощью села в санях. — А вон и Чиф, смотри!
Весь перемазанный своей и чужой кровью, с располосованным волчьими клыками плечом, Чиф, прихрамывая, рысил по дороге, скалясь и порыкивая на попадавшиеся по пути волчьи трупы. Добравшись до хозяев, Чиф забрался в сани и улегся у матери под боком. Тут-то и стало понятно, как крепко ему досталось — обычно таких вольностей он себе не позволял, да и в сани он именно залез, а не запрыгнул, как сделала бы это на его месте любая здоровая собака.
«Какое, на хрен, собирание болтов и трофеев — двое тяжелых, а до дому не меньше часа пилить. Но болтов жалко до слез — с каждым как с ребенком намаялся, пока до кондиции довел. Опять же шкуры. Малышне теплую одежонку пошить. Что ж делать-то?»
