Степан также вооружился двумя револьверами и двумя винтовками. Золото мы распределили пополам. Вручили по револьверу девушкам и отправились в путь. Степан — трофейная душа, если бы была возможность, не оставил бы на месте ни одной винтовки. Но, видя мой непреклонный взгляд, он с явным сожалением пнул по оставляемому оружию ногой и загнул трёхэтажный мат, вспоминая всю бесову родню до десятого колена.
— Ну, уж боеприпас я им дудки оставлю, — заявил он в конце высказывания.
Я махнул рукой и отвернулся в сторону.
Установив порядок движения, мы наконец-то тронулись. Впереди отряда следовал Степан, затем две девушки вели под руки Луизу, третья была на подмене, а завершал процессию ваш покорный слуга.
Поначалу мы пытались нести раненую на сооружённых носилках, но вскоре от этой затеи пришлось отказаться. Кусты и валёжины мешали нормальному движению отряда, а носильщики через сотню метров выбивались из сил. Новый способ передвижения был гораздо эффективнее, но при этом страдала Луиза.
Свежая рана начинала болеть и кровоточить. Приходилось давать ей обезболивающее — спирт.
— Да ты эвтак, подруженька, сопьёшься, — подначивала её Лушка. — Никакой мужик замуж не возьмёт. Ежели токмо какой завалящий.
У Луизы не было сил отвечать на подначки стервозной девки, но на помощь ей пришла сестра. Когда Лукерья в очередной раз попыталась пройтись насчёт бедной девушки, Катерина не выдержала:
— Ах ты, подстилка барская! Ты щё эвто девке покою не даёшь. Вот погоди, я тебе патлы-то пообщипаю. Будешь ходить как курица драная. Вот тады на тебя точно не один мужик не позарится.
Неугомонная Лушка хотела вступить в перепалку, но раздался грозный окрик Степана:
— Молчать! Кто вам давал дозволение на начало военных действиев? Михайло, ты там что-то говорил о порке нарушителев воинской дисциплины? Могёт быть, уже пора зачинать?
— А я в рекрутской повинности не состою и присягу царю-батюшке не давала, — попыталась протестовать Лукерья.
— Цыц, курица! Мы зараз все на службе и возмутителев спокойствия будем нещадно пороть, — отрезал Степан.
После этого заявления наступило относительное перемирие.
Не успели мы отойти от места боевых действий, как натолкнулись на привязанного нами к дереву хунхуза.
— Вот те на! — раздался возглас Степана. — А про пленного-то мы начисто забыли.
— Как он там, жив? — поинтересовался я.
— Нет, помер сердешный.
— Ну и чёрт с ним. Баба с возу, кобыле легче.
Но когда я проходил мимо мёртвого бандита, то по лишней дырке в его теле понял, что помер он совсем недавно. И не совсем сам. Видно, Степан подсуетился, чтобы девушек лишний раз не нервировать. Вообще-то это было верное решение. Тащить за собой раненого бандита не было никакого смысла, а оставлять его в живых — значит открыть перед вероятным противником все наши карты: когда мы здесь были, сколько нас, о том, что с нами раненая девушка и что в отряде только двое мужчин.
