— Ванюха! Лезь скорей! — кричал он.— У меня ни черта не выходит!
И торопливо соскочил с паровоза. Брошенная машина продолжала, набирая скорость, двигаться к цистернам. Это грозило взрывом от сильного удара. Никогда еще в жизни не бегал Богданов так, как сейчас. Сам Серафим Знаменский, пожалуй, отстал бы от этого мешковатого и подслеповатого человека, обремененного к тому же винтовкой и противогазом. Совершенно задохнувшись, Богданов догнал-таки паровоз, вскарабкался на него, дал контрпар, и катастрофа была предотвращена. Но все же передний брус крайней цистерны, подпрыгнув от смягченного удара, вскочил на автосцепку тендера. Какой-то военный, подскочив к паровозу, закричал:
— Безобразие! Что это за работа?!
Его резко отодвинул прикладом подоспевший Дашкевич, но тут же смущенно опустил винтовку. На петлицах военного поблескивали четыре шпалы.
— Извините, товарищ полковник... Не заметил.
Сверху на полковника глядело озаренное пожаром широкое бритое лицо Богданова с белесыми бровями.
— Я все-таки хоть немного сдержал...
Рядом с полковником Богданов увидел Кудрявцева.
— Ладно, Богданов! — крикнул начальник политотдела. — Давай что-нибудь делать, чтобы освободить путь! Полегоньку как-нибудь...
Тут же оказались Бубнов, Железнов и еще много людей. Смуглый черноглазый Архипов, тот самый художник-самоучка из машинистов, который был директором Дворца культуры и организатором парка, открывшегося в день войны, влез на паровоз.
— Давай, я попробую.
— Нет уж... сам наехал, сам и съеду,— ответил Богданов.
И, поставив винт на задний ход, стал полегоньку осаживать. Чутье помогло ему так удачно рассчитать силу рывка, что тележка цистерны точно и довольно мягко упала опять на рельсы. Собравшиеся, в том числе и полковник и политотдельцы, даже зааплодировали.
— Молодец, Ваня!
Архипов поехал вместе с ними за кочегара. Полковник, смеясь, махнул им вслед рукой. Отвезя так удачно спасенные цистерны, Богданов снова вернулся. Паровоз слушался прекрасно.
— Давай, давай! Подкидывай уголек! Пошло дело!
Вновь прицепили вагоны, поспорив с полковником из-за числа их. Дашкевич соскочил и сам занялся прицепкой, прибавив к пяти вагонам с медикаментами, на немедленной отправке которых настаивал полковник, еще десятка два осей. Полковник влез на ступеньки паровоза и стал извиняться.
— Простите, товарищи... Погорячился немного.
Лицо его было мокро от пота, блестело в зареве.
Еще полтора десятка вагонов с важнейшим, драгоценным грузом было спасено из зоны огня. К паровозу подбежал молодой наркомвнуделец Андреев, бывший машинист, и предложил Богданову смениться. Тот согласился. Дашкевич протестовал было — уж очень ему по душе пришлось ездить на паровозе, но Богданов уже спрыгнул на землю. Снова увидав его и Дашкевича, полковник обрадовался им, как родным, и попросил поучить красноармейцев управляться с автосцепкой.
