Мне ничего не оставалось больше, как подчиниться. Заставить себя выдохнуть, громко, со всхлипом, и вцепиться в покрывало, судорожно его сжав и… впуская дальше. Переживая эти мучительно-сладкие мгновения, пересыпанные перчинками лёгкой боли, всё глубже погружаясь в вязкое болото вожделения. Да, я хотела Джонаса. Он заставил меня снова почувствовать эту неправильную страсть, заставил тело загореться, и я знала, что только он сможет утолить этот горячий голод, снедавший изнутри. Господи, прости, но это так. Он сделал меня развратной и послушной, и мне остаётся лишь смириться с этим.
Джон остановился, прижавшись ко мне и войдя до конца, до упора. Давал привыкнуть и отдышаться, и я невольно вспомнила Джеффри вчера. Брат был… больше, и я подозревала, что привыкать придётся дольше, чем к жениху. Где-то в самой глубине души всего на миг шевельнулось отвращение к себе. К тому, что я предвкушала удовольствие пополам с болью, готова была испытать его. Тело мелко дрожало, натянутое, как струна, я балансировала на грани, растягивая это ожидание. А потом, стиснув зубы, подалась назад, впуская в себя ещё дальше, прогнулась сильнее, до ломоты в пояснице. И ухнула в бездну грешного, тёмного наслаждения, с радостью отдаваясь, растворяясь в нём. Джонас начал двигаться, он брал меня резко, сильно, жёстко, и я вскрикивала с каждым толчком всё громче, задыхаясь от болезненно-острых вспышек.
Меня пожирал огонь стремительно нараставшего удовольствия, и я с радостью сгорала в нём без остатка. Осознание собственной испорченности добавляло пряной нотки в бурлившие эмоции, они переполняли, грозя вот-вот перелиться через край. И когда в моё лоно скользнул палец Джона, надавив на жарко пульсировавшую точку между шелковистых складок, я захлебнулась криком, срывая горло, ослеплённая болью пополам с удовольствием. Словно сквозь вату я услышала ликующий рык, и каменно-твёрдый член в моей попке задвигался ещё быстрее, заставляя извиваться и всхлипывать, насаживаться глубже. Продлевать эти мгновения, погружавшие меня всё дальше в чёрную пропасть, откуда не было возврата. А потом бессильно распластаться на кровати, пытаясь отдышаться, и медленно возвращаясь в реальность…
Знакомая апатия превратила мышцы в кисель. Двигаться не хотелось, и сил не было. Пережившая такой натиск попка горела и ныла, но я с тоской отметила, что эти ощущения не причиняли неудобства. Отголоски недавнего наслаждения ещё бродили по телу, заставляя то и дело вздрагивать, но окончательно я пришла в себя, услышав голос Джеффри:
