Открытие, сделанное Гарвеем в области кровеносной системы, стало вершиной его научных достижений, несмотря на то, что он неутомимо продолжал свою исследовательскую деятельность, в частности – по изучению зарождения и развития плода у животных. В результате им был издан еще один, весьма важный, можно сказать, основополагающий, трактат под названием «Исследования по развитию животных», в котором непосредственно обсуждался процесс эмбрионального зарождения живого организма.
Гарвей высказал и обосновал свое весьма ценное предположение, что цыпленок развивается вовсе не из белка, как настаивал на том его предшественник, известный нам профессор Фабрициус, также немало сил положивший на разрешение данного вопроса, и не из желтка, как считал когда-то великий Аристотель, – но из так называемого зародышевого пятна.
Подобного рода сравнительно – анатомические и эмбриологические исследования позволили Гарвею вывести собственное универсальное умозаключение, которое с тех пор вошло в историю – Omnia ex ovo (Все из яйца), а все перечисленное способствовало тому, что Гарвея по праву считают теперь одним из отцов физиологии и эмбриологии.
* * *
Неустанные поиски и исследования еще при жизни Гарвея принесли ему огромную известность, несмотря на все происки недоброжелателей и мракобесов.
В 1654 году его единогласно избрали Президентом Лондонской медицинской коллегии, однако он не в силах был уже исполнять эту ответственную и весьма почетную должность. К указанному времени великому труженику и прозорливцу пошел уже семьдесят шестой год, к тому же он был серьезно болен.
Несколько лет спустя, в июне 1657 года, Гарвей скоропостижно скончался. Забальзамированное тело его свезли в небольшое местечко Хелнстед, расположенное в нескольких десятках миль к северо – востоку от Лондона, где и погребли с большими почестями.
* * *
Открытие Гарвея внесло настоящую революцию в медицинскую науку, поскольку после его обнародования представления врачей о физиологических процессах, протекающих в организме, о происхождении и лечении многих болезней, – в корне переменились.
А еще большие перемены ожидали медицину в будущем.
Пожалуй, до конца своей жизни Гарвей был не в силах избавиться от горького сожаления, что ему так и не удалось переубедить многих своих современников. Взять хотя бы того же Жана Риолана – младшего, посещавшего, как мы уже знаем, английскую столицу в составе королевской свиты.
Гарвей, получается, совершенно напрасно накладывал тугие повязки на верхние конечности испытуемого человека, стараясь всячески доказать своему коллеге – врачу, что кровь из артерий каким-то образом переходит в вены его, что она никак не уничтожается на периферии тела, как настаивал на том Га лен. Риолан же, замечали все понимающие люди, лишь загадочно в ответ улыбался, ломая тонкие брови, чтобы потом, как мы уже знаем, потешаться над глупостью всех «циркуляторов».
