Однажды он разбудил ее глубокой ночью. Было тихо. Раздавался лишь булькающий храп Екатерины Петровны...
- Прелестная была девочка! - сказал Сам и чмокнул губами. - Как хороши, как свежи были розы!
- Будем играть? - спросила Малышка сонно.
- Нет, - сказал Сам. - Хватит.
И он так странно, не мигая, стал смотреть на нее, что ей сделалось не по себе. Взгляд у него был таким ясным и холодным, что Малышке стало казаться, что сквозь темные его зрачки на нее уставилась вечность.
- Тогда, может, вам стоит основательно поспать?
- Нет, - сказал Сам.
Он замолчал и молчал так довольно долго. Молчал и все смотрел на Малышку...
- Я - великий артист! - сказал Сам.
- Я знаю... - сказала Малышка.
- Я их всех переиграл! Животные тоже великие артисты. Когда им некуда деваться, знаешь, что они делают?
- Что? - спросила Малышка.
- Они прикидываются мертвыми! Когда за мной приехали... вся эта шушера на воронке... я сделал то же самое. Неплохо сделал. Очень неплохо. Я - великий артист! Но одну даму мне уже не переиграть.
Вдруг Сам прислушался, приложил указательный палец к губам, а потом поднял его вверх:
- Слушай!
Малышка прислушалась - откуда-то снизу доносилась тишайшая, но удивительно отчетливая молитва.
- Это... за мной... - сказал Сам и добавил: - Помоги мне...
- Как? - спросила Малышка.
- Как-как! - передразнил ее Сам. - Сама должна знать - как!
Малышка подошла к окну и отдернула штору... Было полнолуние, и, несмотря на то, что на улице не горел ни один фонарь, было неплохо видно. С этой стороны здание Театра особенно проседало, и до тротуара было не так уж и далеко. Она оглянулась - Сам упорно и пристально смотрел на нее.
Малышка надела куртку-штормовку, достала из кармана моток веревки и распахнула окно. Один край веревки она привязала к батарее, а весь моток бросила вниз на ближайший выступ. Малышка перебралась через подоконник, взялась за веревку и, упираясь ногами в шероховатости, трещины и разломы стены, стала спускаться. До ближайшего выступа действительно было совсем недалеко, но только Малышка ступила на него, как тяжелый край его обвалился и рухнул вниз.
- Господи! - с ужасом подумала Малышка. - Это же карниз моей дочери.
- Что там у тебя? - спросил Сам, появившись на подоконнике, задрапированный в кусок ткани, как в императорскую тогу.
Сам оказался гораздо ловчее, чем казалось Малышке: не прошло и секунды, как он был уже рядом с ней. Перебравшись еще на один выступ, пониже, они легко выбрались на тротуар. От свежего воздуха у Самого закружилась голова, и он даже прислонился к стене, но когда она предложила ему передохнуть, рявкнул:
