Зашла в прокуратуру. Глядь, деда Вову ведет в кандалах да в цепях целый взвод болванов-истуканов с автоматами. Не успели деда Вова и бабка Люба друг другу в глаза поглядеть – тогда цепи да кандалы полетели бы. Тут на беду выскочил Журавль, старший злодей, и затолкал бабку Любу в свой кабинет, а деда Вову на пытку повели. Журавль от злости аж подпрыгивает:
– Казнят твоего деда Вову, злодей он!
– Неправда твоя, Журавель, сам ты злодей. Не виновен деда Вова, жить нам да жить.
Зашипел от злости Журавель и отправил бабку Любу к солдату-допытчику. Солдат, хоть и оловянные глаза, а понимал, что деда Вова не виноват. Посоветовал бабе Любе поискать доброго колдуна на стороне: здешние колдуны-адвокаты только с виду добрые, а на самом деле из плохишей, и деду Вове могут только навредить.
Поехала баба Люба в другую страну, Украину, и там, в граде Котовске, нашла добрых дел колдуна Анатолия свет Андреевича. Пообещал он допытчику-солдату открыть оловянные глаза и мозги от олова прочистить, чтобы тот видел и думал да отличал, где правда, а где клевета на деда Вову.
Скоро сказка пишется, да не скоро дело делается.
Тем временем деда Вова темницу свою обживает. Темница (по теперешнему, камера) так себе темница: мебели маловато, всего-то четыре стенки, хрусталя нет, зато в углу шикарная параша – это декоративная китайская ночная ваза. Сверху золотом покрытая, а внутри – серебром. Канделябры разные на стенках, окошко занавешено железной диковинной занавеской (решеткой называется). Нары полированные, а постель из воздушного пуха. Харчей тут – ешь да ешь, не чванься только. Тут тебе и нельма, и осетрина, икра красная и черная. Из напитков – шампанское, коньяки всякие да виски. Борька, надзиратель, колбасой в морду тычет (так называется по-теперешнему сервелат). Из курева – сигары гаванские. Да все не по нутру деду Вове, изжога у него от всего этого – видать, гуманитарную помощь привезли и донимают ею деда Вову. Ему-то, грешному, хочется редьки с луком да с постным маслицем, стопарик-два самогону, на печь залезть, раскурить трубку с самосадом, бороду почесать да в окно… (Тьфу ты, старый пень, опять за свое!) Да с печки-то на бабку Любу любоваться, которая не хуже, покрасившее да попроворней любой из девах молодых.
Сидит деда Вова в темнице, вздыхает. Хотел было помолиться, да все молитвы позабыл. Только помнит ту, что «Вихри враждебные веют над нами…» да «Вставай, проклятьем заклейменный…». Поднял было деда Вова руку перекреститься, да нет в углу иконы, одна параша стоит. Пригорюнился, запечалился. Где же та, Правда? Как весточку передать князю-батюшке Игорю (Президенту по-теперешнему)? Тяжко вздыхает деда Вова, ворочается с боку на бок и не заметил, как уснул на нарах.
