Крутится барабан, в одну сторону, а после паузы – в другую.
Ты не готова, но проходит миг – и ты готова.
В спальне она ставит в изножье постели большую сумку, для начала слоями кладет трусы, лифчики, колготки, майки. Затем джинсы, рубашки, шорты, черную хлопковую юбку-брюки, которую Тим называл «индийские штаны». Шерстяной свитер с ланолином, столетней давности, пахнет, как просмоленный канат. Мягкий свитер цвета морской волны, слегка побитый молью, купленный той зимой, когда она была беременна. Термобелье. Туго скатанный лыжный комбинезон с начесом. Туго скатанную куртку-непромоканец «Хелли Хансен». Все толстые носки, какие удалось найти. Топсайдеры. Резиновые полусапожки «Масто». Красное дорожное полотенце. Полосатую лыжную шапку, митенки. В ванной берет зубную щетку, зубную пасту, полкоробки тампонов, хотя менструация так и не пришла, уже который месяц нет, и этим обстоятельством Мод ни с кем не делилась, даже с приснившейся головой старого Ролинза.
Тюбик солнцезащитного крема «SPF 25». Щипчики для ногтей, дезодорант. Она застегивает молнию на сумке, стаскивает ее с кровати, спихивает вниз по ступеням. Вернувшись в ванную, стаскивает майку и большими портновскими ножницами (это она, которая в жизни ничего не сшила) стрижет волосы. Стрижет так коротко, что затылок можно обхватить ладонью, точно скорлупку какую. Тут и там просвечивает кожа. У макушки она разок резанула до крови.
Она относит сумку к машине, возвращается в кухню, перекладывает постиранное белье в сушилку, выставляет ей час работы. Отключает радионяню, запирает заднюю дверь, кладет в карман телефон и зарядку, переднюю дверь тоже закрывает и запирает. День в разгаре. Ничего не слышно, кроме птиц, теплынью доведенных до пения. Мод шагает по тропинке, по древнему морскому дну. За спиной со стуком захлопывается калитка. Мод не оборачивается.
