Переход | страница 137



– Ну еще бы, – отвечает девочка. Улыбается: – Он вернется.

– А телефон у вас тут есть?

– Телефон у папы.

– Он забрал телефон?

Девочка кивает, опять улыбается.

– Папа мастер, – говорит она. – Он починит вам яхту.

– Английскому тебя папа научил?

– Папа и мама.

– Давно ты здесь?

– Ой, очень давно.

– А Тео?

– Да, – говорит девочка. – И Тео. С младенцев. С маленьких младенцев.


В Ковчеге главная трапеза под вечер, в последний час до темна, и Мод впервые видит всех детей вместе. Они собираются на звон козьего колокольчика и рассаживаются за столом между арками. Всего четырнадцать детей, самому маленькому мальчику четыре года. Все, похоже, знают свои места.

Мод сидит во главе стола со старшей девочкой. Мальчик Тео напротив. Едва он появляется – тихо шагнув сквозь крайнюю арку, словно сходя – невозмутимо, истым философом – из мира света (пляжа) в их мир сумерек и сумрака, дети почтительно умолкают. Еду стряпали последний час в кирпичной жаровне на задах. Рыбин с обугленной розовой кожей выносит и быстро, умело режет Джессика. На столе сладкая кукуруза и батат, плошки риса, вязкие несоленые хлебные лепешки, листовой салат (шпинат какой-то?).

Прежде чем приступить, все склоняют головы, а Тео произносит благословение:

– Отец наш небесный, благодарим Тебя за эту пищу, что питает наши тела. Пожалуйста, очисть ее от скверны именем Иисуса.

Присутствует и зверек, которого Мод приняла за кошку, – Джессика объясняет, что это коати. Тео шугает его от стола, потом кидает ему кусок батата, и зверек ест, чутким носом ворочая еду в пыли. Всю трапезу дети смотрят на Мод, сколько достает храбрости. Снаружи, за арками тень дома тянется к пляжу. Никто не приходит, никто не уходит.

После горячего фрукты: манго и что-то похожее на красные бананы – может, и впрямь бананы. Потом Джессика выходит из-за стола и, выдержав театральную паузу и смущенно улыбнувшись Мод, за веревку тянет кольцо люка в полу, спускается в подвал с заводным фонарем и спустя две минуты возвращается с банкой печенья. Каждому выдают по печенью – угольно-черному «Орео», – а затем банку закрывают и возвращают куда-то в подпол. Ужин завершается вторым благословением. Дети несут тарелки к железному чану, куда Джессика льет воду из кастрюли, гревшейся на углях жаровни. Каждый сам моет свою тарелку, чашку, вилку и ложку. Трое с полотенцами – среди них Лея – отвечают за вытирание. Еще двое носят чистую посуду и под приглядом Джессики расставляют по полкам. Распоряжений никто не отдает; все сами знают, что делать. Когда заканчивают, от солнца остается лишь узенькая полоска бледной голубизны на горизонте.