— Мы даже не знаем, где основной фронт, — с горечью отозвался Микал, единственный оруженосец, выбравшийся из того поганого села. Мальчонка то и дело утирал сочащуюся из разбитого носа юшку, но держался молодцом.
— Войска шли к столице, — с уверенностью, которой не ощущал, отозвался Макс. — если пойдем на запад, то рано или поздно нагоним их. Они не могли опередить нас больше, чем на три дневных перехода, обозы идут медленно.
— Но и не ползут, — не согласился один из ветеранов, Ларс, — дождей давно не было, дорога сухая, так что они вполне могут быть уже на подходах к столице. Мы по этим богом забытым деревенькам шастаем больше недели… Дошастались, мать вашу через стремя!
— Не бузи, — хриплым сорванным басом оборвал его Готфри, молчаливый северянин откуда-то из самих предгорий, — пацан дело говорит. Уходим к нашим.
— Принимай командование, командор, — опешившему Максимилиану хитро подмигнул бесстыжим карим глазом худощавый, смазливый как девица южанин по прозвищу Хлыст. Настоящего имени красавца не знал даже прежний командор.
— А девчонку что, с собой потащим? — все еще недовольно спросил Ларс.
— Да, — твердо ответил Макс под смешливое хмыканье Хлыста и покрепче прижал к себе спящую девочку.
— А на кой нам ведьмино отродье? — не унимался ветеран.
— Сам не знаю, — как можно более легкомысленно пожал плечами Максимилиан, — командора Ульрих приказал увести ее. Я увел.
— А, тогда понятно… — протянул рыцарь. Авторитет Ульриха был неоспорим даже после смерти его самого.
Макс так и не сказал никому, что приказ спасти девчушку он отдал себе сам.
6 день месяца Ливней 1662 года от В.С.
Аллер, столица Аллирии
4
Ледяные струи дождя полосовали булыжники мостовой, смывая грязь и копоть, стучали в окна, барабанили по подоконникам. Пожалуй, только в Аллирии толком понимаешь, почему месяц Ливней называется именно так. Изливающиеся на город потоки воды, казалось, сшили между собой небо и землю толстыми витыми нитями, превратив весь мир в мокрое и размытое серое марево. Холодная вода надежней войны загнала людей под крыши, на опустевших улицах по вечерам можно было встретить разве что разъезд хмурых храмовых рыцарей. Город затих, укутался в серый саван дождей, как испуганный ребенок в одеяло. Не мелькнет огонек за наглухо закрытыми, как во время чумы, ставнями разом ослепших окон ремесленных и торговых кварталов, не скрипнет задняя калитка купеческого дома, выпуская на улицу удачливого любовника или спешащую на свидание служанку. Город спит. Горячечным, полным кошмаров сном тяжелобольного.
